В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин
Брежнев, Косыгин, а за ними некоторые их сподвижники не боялись подпускать к себе способных помощников. Интеллигентов, по меткому выражению, высшей советской пробы. А те, что не без таланта, чаще всего были прогрессивно настроенные люди. Такие как А. Блатов, Г. Арбатов, А. Александров-Агентов, Н. Иноземцев, В. Загладин, Г. Шахназаров, А. Бовин, А. Черняев, Н. Шишлин, Б. Бацанов, Ф. Бурлацкий. Называю тех, кого запечатлела память, наверняка были и другие.
Тринадцатого января 1980 г. я записал разговор (после недавнего ввода наших войск в Афганистан он был откровенным) с опытнейшим Львом Исааковичем Менделевичем, одним из моих наставников в МИДе: «Многие руководители окружают себя такими помощниками, на фоне которых они сами хорошо выглядят. Потом из этой плеяды выходят новые руководители – естественный отбор наоборот. Громыко натура весьма противоречивая. Умеет находить и заставлять работать на себя талантливых людей. Хотя всю жизнь окружал себя и людьми другой категории, чтобы не сказать хуже, типа Макарова (старший помощник министра, его в министерстве звали “Васька-темный”. – А.). Но тут уже действует принцип личной преданности, да и жизнь заставляет нуждаться в помощниках на разные обстоятельства. И неизвестно, какой категории люди растут быстрее».
По самому строгому критерию в МИДе было немало высокопрофессиональных специалистов. Назову наиболее мне памятных: Добрынин, Корниенко, Ковалев, Фалин, тот же Менделевич, Воронцов. Они, в свою очередь, подбирали под себя способную молодежь. В итоге в МИДе работал мощный генератор идей. Громыко больше сводил свою роль к отбору предложений и согласованию их наверху.
Названные и не названные мною люди знали себе цену, могли на равных говорить с начальством, не робели резать правду-матку (и, кстати, были безукоризненно корректны в обращении с теми, кто стоял ниже на служебной лестнице). Иные наши руководители поощряли свободу высказываний. Но только в стенах кремлевских кабинетов или правительственных дач. Вне их «ведите себя по правилам», такое напутствие давал Андропов.
Мне выпала удача близко узнать этих людей на так называемых «дачных посиделках». Там группы речевиков, по-старинному стряпчих, готовили выступления советских руководителей. Постепенно я стал довольно часто привлекаться к этой работе, что сильно расширяло познание нашей действительности, особенно тех ее сторон, что были скрыты от посторонних глаз. На дачах были созданы все условия для работы. Прекрасная в любое время года подмосковная природа. Вкусная еда, сопровождаемая для желающих, а таких к вечеру становилось большинство, богатым выбором напитков, некоторые я видел впервые в жизни. Симпатичное женское окружение – квалифицированнейшие стенографистки-машинистки, сестры-хозяйки, труженицы общепита. «Поди кисло», как говаривал незабвенный друг молодости Генка Терехов.
Затаив дыхание, ловил я крамольные речи, удивлялся смелым дискуссиям. У каждого имелось свое мнение, спорили до хрипоты. В высоких канцеляриях реформаторы были в явном меньшинстве, но свое служебное положение они использовали сполна, пытаясь изнутри внести демократические начала. К сожалению, многие покинули этот мир, ничего не рассказав о своей, без преувеличения, благородной миссии. В нравственном смысле они были как бы верхушкой айсберга, скрытого в водах догматического мышления. А сам айсберг представляли те близкие по духу люди, которые собирались на своих кухнях по всему Союзу, оптимистичное поколение «застоя». Они не выставляли напоказ свои ценности, но следовали им: работать на благо Родины, искать правду, ибо тонула она в постоянной, ежедневной лжи, приближать перемены, верить, что они придут.
Фронтовика Брежнева справедливо прельщала возможность не только подвести черту под итогами войны, но и на будущее поставить большой конфликт в Европе вне закона. Тем самым надежно войти в историю.
А без такого противовеса, как права человека, Запад не согласился бы, убеждали Генсека его помощники, и это было чистой правдой. Степан Васильевич Червоненко, посол во Франции, рассказывая мне о своей беседе с Леонидом Ильичом накануне отъезда в Париж, выделил фразу, которая вырвалась у Брежнева: «Если состоится Хельсинки, то и умирать можно».
Давний соратник и друг, Андрей Грачев, высказал интересное предположение: не двигало ли Брежневым также осознанное или неосознанное покаяние за Чехословакию 1968 г. Мы увидим ниже, что Брежнев долго сопротивлялся вводу войск, сокрушивших Пражскую весну. А решения СБСЕ могли трактоваться как запрещающие на будущее подобного рода акции.
Третий этап Совещания – принятие Заключительного акта – обещало стать подлинным апофеозом и стало им. Церемония подписания состоялась в Хельсинки 1 августа 1975 г. Политбюро, Президиум Верховного Совета, Совет Министров в совместном документе дали высочайшую оценку результатам Общеевропейского совещания. Они того стоили, ибо предметно доказывали: прорыв в отношениях между Востоком и Западом возможен, мирное сосуществование капитализма и социализма переводится на основу, устраивающую обе системы. Открывались новые возможности для улучшения отношений с западноевропейскими государствами. К сожалению, жизнь документа оказалась такой же непростой, как его появление на свет.
Как и что выполнять. Все сколько-нибудь существенные новинки, принятые на Совещании, в первую очередь, в гуманитарной области, Громыко предварительно, как мы говорили, «пропускал через инстанцию», т.е. получал одобрение ЦК КПСС. А подпись Леонида Ильича под Заключительным актом должна была вообще снять все вопросы. Должна была, но не сняла.
Хранители сложившихся десятилетиями порядков, а тем пуще идеологической чистоты в советском руководстве, никоим образом не поминая Леонида Ильича, да и Громыко не называя по имени, сосредоточили огонь на МИДе. Неприятности начались, когда улеглась эйфория и помощники показали Суслову и ему подобным «избранные места» Заключительного акта. Оказалось, что среди десяти принципов, которыми должны отныне руководствоваться в своих взаимоотношениях государства, фигурирует такой, как «уважение прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений».
Более того, в документе обнаружились конкретные договоренности по облегчению доступа к информации, воссоединению семей, возможности жениться или выходить замуж за иностранцев, приглашению наблюдателей на военные маневры. Выходит, все это не является более нашим внутренним делом? Оговорки, которыми эти пассажи были обставлены предусмотрительным Ковалевым, всерьез не принимались. Из-за изжоги по поводу прав человека не очень радовались значительным потенциальным преимуществам, которые давала «вторая корзина»: экономика, наука и техника, охрана окружающей среды. К последней проблеме, столь разросшейся в будущем, международное внимание было привлечено в Заключительном акте впервые.
«Третьей корзиной», упрекали МИД ортодоксы, вы заплатили
