Гюстав Курбе - Герстл Мак
В январе пруссаки вторглись во Франш-Конте. Немцы, находившиеся на постое в орнанской мастерской Курбе, нанесли урон зданию и разграбили часть имущества, но попыток досаждать семье не делали. То, что его родные не пострадали, художник объяснял, конечно, впечатлением, произведенным его баварским орденом. В письме к отцу, датированном 23 февраля 1871 года, он описывал свою жизнь во время осады и яростно возмущался властями: «Ты пишешь мне о неприятностях в Орнане, которых я и ожидал; я очень тревожился о вас… Здесь в Париже осада была фарсом, но не по вине населения: оно хотело сражаться до конца. Виновато правительство в Париже… Это оно не желало, чтобы Республика спасла Францию… Вся эта свора мошенников, предателей и кретинов, управлявшая нами, только и делала, что устраивала показные сражения, уложив зазря множество людей. Эти убийцы потеряли не только Париж, но и Францию, парализовав и развалив все, что смогли… Эти негодяи прибегли к пыткам, чтобы заставить население покориться… С самого начала решив капитулировать, они старались прославить себя под предлогом, будто этого требует народ. Они держали на линии фортов 200 000 национальных гвардейцев, хотя там хватило бы и 25 000. Перед муниципальными мясными лавками они выстраивали двухтысячные очереди, куда люди становились в шесть вечера, чтобы в десять утра получить кусочек конины размером в полкулака. В очередях каждый должен был стоять сам, поэтому женщины, старики и дети проводили зимние ночи на улице и потом умирали от ревматизма и проч. …В последний день не было даже хлеба — еще одно мошенничество, потому что на складах гнило четыреста тысяч килограммов продуктов, а нам пекли хлеб из опилок и мякины. За все время бахвал Трошю не отважился ни на одну решительную вылазку, а если Национальной гвардии удавалось захватить позиции, ее назавтра же отводили обратно… Настоящие враги не пруссаки — это наши дорогие французские реакционеры и их пособники попы. Г-н Трошю приказывал служить молебны, ждал чуда от св. Женевьевы и предлагал устроить крестный ход. Как вы понимаете, это вызвало лишь смех… В наш дом и дом напротив угодили снаряды. Мне пришлось покинуть мастерскую и поселиться в проезде Сомон. Недавно народ Парижа выдвинул меня в депутаты, и я без всяких усилий со своей стороны собрал 50 666 голосов. Если бы мое имя значилось в списках и я объявил о своем согласии, я получил бы самое меньшее 100 000 голосов… Во время осады я совсем не страдал: мне нужны были промывания, и голода я не испытывал. Теперь я тощ, и это хорошо… В Орнан приеду, как только смогу… Я знал, что мой орден пригодится… Очень расстроен тем, что моя мастерская [в Орнане] сильно пострадала; придется по мере возможности ее восстанавливать»[362].
Действительно, на выборах в Национальное собрание 8 февраля Курбе получил 50 000 с лишним голосов, и если бы его кандидатура была выставлена вовремя и внесена в печатный список, он, вполне вероятно, был бы избран. Его друзья-социалисты наскоро провели предвыборную кампанию, в которой сам он не принимал активного участия. Помещение в проезде Сомон (ныне улица Башомон во II округе) он снял 6 января у портнихи м-ль Жерар. Опасаясь новых повреждений мастерской на улице Отфёй, 32, Курбе перевез бóльшую часть своих картин в проезд Сомон. Еще через несколько недель он отправил пятнадцать — двадцать значительных полотен торговцу картинами Дюран-Рюэлю на улицу Лаффит.
Горькое возмущение Курбе генералами, правительством и реакционным большинством в Собрании разделялось сотнями тысяч разочарованных парижан. По мнению консервативного правительства, Национальная гвардия, все еще вооруженная и в значительной мере состоявшая из республиканцев-экстремистов, представляла серьезную угрозу общественному порядку. Поддерживаемый Собранием, Тьер, официально глава исполнительной власти, а фактически премьер-министр, направил войска под командованием генерала Жозефа Винуа захватить артиллерию Национальной гвардии в районе Монмартра. Нападение в ночь с 17 на 18 марта не удалось, многие солдаты регулярных частей Винуа взбунтовались и присоединились к Национальной гвардии, два генерала были убиты, а правительство бежало в Версаль. 19 марта выборный Центральный комитет Национальной гвардии, единственная реальная власть, оставшаяся в Париже, провозгласил Коммуну.
Центральный комитет немедленно занял Ратушу и с согласия мэров многих округов 26 марта провел выборы. В VI округе при населении в 75 438 человек и 24 807 зарегистрированных избирателях было подано всего 9499 голосов. От этого округа в Коммуну избиралось четыре делегата, а кандидатур, включая Курбе, выставлено было девятнадцать. Художника не избрали, но он получил 3242 голоса, заняв шестое место. В связи с тем, что двое из победивших кандидатов не являлись на заседания Коммуны, в воскресенье, 16 апреля, в округе провели дополнительные выборы. От округа были избраны два новых делегата. На этот раз в их числе оказался Курбе, и хотя голосовали всего 3469 человек, он получил 2418 голосов. Его избрание было утверждено 19 апреля, за пять недель до того, как Коммуна закончила свое недолгое, но бурное существование.
В эти дни Курбе был целиком поглощен проектами реформ, касающихся управления музеями, выставками и другими связанными с искусством учреждениями. 5 апреля он выпустил воззвание к художникам Парижа: «Реванш взят! Париж спас Францию от бесчестья… Сегодня я обращаюсь к художникам… Париж вскормил их как мать, и дал им их гений. Теперь долг художников отдать все силы… восстановлению его духовной жизни и возрождению искусства — главного его богатства. А это значит, что нужно безотлагательно открыть
