Серго Орджоникидзе. Командарм советской промышленности - Илья Сергеевич Ратьковский
Подобное явление коснулось даже иностранных рабочих на предприятиях СССР, которые в целом обеспечивались по повышенным нормам. Они также в этих условиях покидали предприятия. Приведем как пример шифрограмму Орджоникидзе управляющему трестом «Кузбассуголь» М. Л. Рухимовичу от 29 ноября 1932 года: «По сообщению ЦК горняков Смирнова[745], иностранные рабочие у вас находятся [в] очень тяжелом положении и бегут обратно в Германию, часть из них прибыла в Москву и устроила неприятности через германского консула. Просьба принять срочные меры к обеспечению их. Не приостановить ли дальнейшую вербовку? Орджоникидзе»[746].
Данная проблема решалась с трудом, так как действительно имелся дефицит продовольствия. Поэтому в своих поездках Орджоникидзе всегда проверял продовольственное обеспечение рабочих: от норм выдачи хлеба до функционирования рабочих столовых. Приезд Орджоникидзе часто решал проблемы, а попытки исправить ситуацию из Москвы были не столь успешными, так как руководители на местах ссылались на общее положение с продовольствием в стране, на выработанные нормы снабжения. Часто письма Орджоникидзе и вовсе оставались без ответа — терялись в канцелярии. Это было характерной чертой того времени. В марте 1932 года Орджоникидзе сетовал: «Недавно в наркомат поступили два письма одного из наркомов. Я дал директивы и передал на исполнение. Прошла неделя — никакого ответа из недр канцелярии. Оказывается, что по ним ничего не сделано. И сколько других бумаг, тоже важных, у нас гибнут без исполнения? Невыполнение постановлений у нас стало входит в привычку и безнаказанно сходит с рук»[747].
При этом Орджоникидзе должен был решать проблемы и на местах. В апреле Политбюро рассматривает вопрос о его командировке в Ленинград на 2–3 дня[748]. Спустя непродолжительное время Политбюро принимает решение о командировке Серго в Донбасс. 26 апреля вагон Орджоникидзе прибыл в Макеевку с целью посетить местный металлургический завод, где недавно была установлена третья новая механизированная доменная печь. Однако установка не была обеспечена необходимым запасом воды, и происходили постоянные аварии печей. Орджоникидзе посетил доменный цех, мартен, электросиловую, прокат, блюминг. Встречался с рабочими и сделал определенные выводы. В начале 1933 года вместо Генека новым директором предприятия был назначен Г. В. Гвахария[749].
Новая критика Орджоникидзе
Летом 1932 года вновь всплывает тема излишнего финансирования тяжелой промышленности. Сталин в записке Кагановичу, Молотову, Орджоникидзе от 24 июня писал: «1) Вы дали слишком много денег Наркомтяжу на капитальное строительство в 3 квартале, и вы этим создали угрозу порчи всего дела, угрозу развратить работников Наркомтяжа. Почему вы опрокинули свое собственное решение о том, чтобы остаться в пределах сумм 2 квартала? Неужели не понимаете, что, перекармливая Наркомтяж по части капитальных вложений и создавая тем самым культ нового строительства, вы убиваете не только культ, но даже простое, элементарное желание хозработников рационально использовать уже готовые предприятия? Возьмите Сталинградский и Харьковский тракторные, АМО и Автозавод. Строили и построили их с большим энтузиазмом. И это, конечно, очень хорошо. А когда пришлось привести в движение эти заводы и использовать их рационально — не стало энтузиазма у людей, предпочли попрятаться в кусты и — ясное дело — подвели страну самым непозволительным образом. А почему происходят у нас такие вещи? Потому, что у нас есть культ нового строительства (что очень хорошо), но нет культа рационального использования готовых заводов (что очень плохо и крайне опасно). Перекармливая же Наркомтяж по части капитальных вложений, вы закрепляете это ненормальное и опасное положение в промышленности. Я уже не говорю о том, что вы создаете этим угрозу новых продовольственных затруднений… 2) Я решительно против того, чтобы дать Путиловскому заводу 2 мил. 900 тысяч рублей валютой на перестройку тракторного цеха в автомобильный. У нас и так много долгов за границей, и мы должны когда-либо научиться экономить на валюте. Если мы не можем сейчас дать на это дело станки собственного производства, подождем год, когда сумеем дать эти станки, — куда нам торопиться? Я уже не говорю о том, что неизвестно — будет ли у нас сталь для 20 тысяч бьюиков. Стали у нас не хватает на тракторные и автомобильные заводы — какая гарантия, что через год ее хватит у нас и на существующие заводы, и на Путиловский автомобильный? Никаких гарантий на этот счет не представлено в записке т. Орджоникидзе. 3) В ПБ имеется решение о том, чтобы Наркомтяж представил проект конкретных мероприятий по созданию обеспеченной металлургической базы для АМО. Автозавода и Челябинского тракторного. Где эти мероприятия и когда они будут представлены? Ну пока все. Привет всем вам! И. Сталин. 24/IV.32»[750].
Записка И. В. Сталина Л. М. Кагановичу, В. М. Молотову и Г. К. Орджоникидзе о выделении средств Наркомату тяжелой промышленности на капитальное строительство
24 июня 1932
[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 779. Л. 50]
Критиковали Орджоникидзе не только верхи, недовольны были и ряд специалистов с дореволюционным стажем. Орджоникидзе являлся символом успешного развития СССР, что не всем нравилось. Характерны дневниковые записи будущего фигуранта «Дела славистов» Роберта Куллэ от 3 июля 1932 года: «А на днях я прочитал в газете, что знаменитый „юрфокусник“ Крыленко, ставший „неутомимым альпинистом“ после безнаказанного убийства собственной жены, накрытой в объятиях „красавца“ Орджоникидзе, отправляется в новую экспедицию на Памир в сопровождении таких-то и таких-то „сотрудников“, которые, при ближайшем рассмотрении, оказываются сплошь женского пола. Не пахнет ли это „путевым гаремом“ могущественного сатрапа?» Это хороший пример фантазий критиков партийного курса и его лидеров. Первая жена Крыленко Е. Ф. Розмирович умерла 30 августа 1953 года, вторая жена скончалась уже после смерти Сталина, добившись
