Академия наук на службе России - Арсений Александрович Замостьянов
Некоторые факты подтверждают догадку Александрова и Курчатова. О том, что Берия лично, без консультации с другими членами правительства и без санкции председателя Совета Министров СССР Г. Маленкова, отдал распоряжение об изготовлении первого образца водородной бомбы (знаменитой «слойки» Сахарова), упоминал в своей «обличительной» речи Маленков. Берия перечеркнул проект Постановления СМ СССР, которое традиционно для таких случаев было подготовлено, и сказал, что его подписи вполне достаточно. Очевидно, он был убеждён, что именно он станет во главе государства.
Берия был расстрелян. А вскоре чудовищный термоядерный взрыв на Семипалатинском полигоне осенью 1953 года стал своеобразным салютом памяти руководителю «Атомного проекта СССР»…
…Президент АН СССР А. П. Александров взял меня на борт самолёта, на котором он летел с Байконура. Анатолий Петрович впервые видел, как стартует ракета (на орбитальную станцию «Салют-6» ушёл на работу интернациональный экипаж), и это зрелище произвело на него большое впечатление.
Во время интервью я задал, оказывается, бестактный вопрос:
– Неужели старт ракеты поражает больше, чем ядерный взрыв?
– Я не был на испытаниях оружия, – ответил учёный.
– Не может быть?! – не удержался я.
– Почему же? – теперь пришла очередь удивляться академику. – Мы были воспитаны так, что не следует лезть не в своё дело. А конструкция оружия, его испытания – не моё дело, это ведь не реакторы. Хотя, не буду скрывать, хотелось посмотреть своими глазами и на это чудище…
– Вы имеете в виду, что старт ракеты и ядерный взрыв – это не чудо, а чудище?
– А разве кто-то думает иначе?! – парировал Александров.
Тогда мне показалось, что Анатолий Петрович что-то не договаривает. Секретность по-прежнему была тотальной, а потому ни рассказывать об оружии, ни интересоваться им было нельзя.
И лишь спустя много лет, в самый разгар «гласности», некоторые страницы истории «Атомного проекта» удалось прочесть. Одна из них поразила меня: я узнал о реакции И. В. Курчатова на испытания водородной бомбы. Один из участников работ рассказал, что «Борода» был весь день «какой-то странный», и он неожиданно заявил: «теперь на каждой бомбе можно рисовать голубя мира».
Подтверждение столь необычному поведению Курчатова я нашёл в воспоминаниях А. П. Александрова: «Он приехал после этих испытаний в состоянии довольно глубокой депрессии. Обычно это был страшно живой человек, весёлый, всегда у него были какие-то идеи. Тут он был подавлен. И он мне стал об этом испытании рассказывать. Он не говорил никаких технических подробностей, всё это было не то, чем я должен был заниматься. Но он сказал так: «Анатолиус (он меня называл так всегда), я теперь вижу, какую страшную вещь мы сделали. Единственное, что нас должно заботить, чтобы это дело всё запретить и исключить ядерную войну»… И он мне рассказал, что в 60 километрах от того места, где производилось это испытание, тоже произошли разрушения. И когда он посмотрел на всё то, что разрушилось, он понял, что человечество погибнет, если дать этому делу волю. Причём тогда была испытана не самая мощная водородная бомба. Потом было испытание ещё более мощное… в два с половиной раза мощнее. Это было сильное землетрясение. Это было разрушение громадного количества зданий, техники, которая была там расставлена. Были сжарены все животные… Курчатов понимал, что мир находится на грани катастрофы…»
Именно в эти дни И. В. Курчатов понял, что главное направление развития атомной науки и техники – мирное. На испытания оружия он больше не ездил.
Но после создания и испытания бомбы в 1951 году ситуация начала постепенно меняться. Уже появились мощные реакторы для наработки плутония. Военная атомная промышленность развивалась быстро: учёные передали свой опыт и знания инженерам, и теперь они могли заняться новыми направлениями в науке – им предстояло научить атом рабочим профессиям.
– По мощности первое задание было у нас в 5 тысяч киловатт, – вспоминал А. П. Александров. – Мы начали разрабатывать в институте Атомной энергии реактор с водяным охлаждением. Это был первый реактор, который был построен в Обнинске. Мы передали его на стадии технического проекта, передали обнинцам, они уже вели его до конца. И строили эту станцию. Но мы участвовали и в её пуске, и в наладке. Мы пустили её в 54-м году. А в 55-м году была первая Женевская конференция по мирному использованию атомной энергии. Я туда не ездил. Я ездил на вторую. Там были представлены от Советского Союза доклады по первой атомной станции. И началось тогда паломничество. Все ездили туда смотреть, что и как…
Владимир Губарев
Гурий Марчук – Президент Академии наук СССР
На изломах истории у человека всегда проявляется лучшее или худшее, что есть в нем. Именно в эти мгновения рождаются герои и предатели, провидцы и негодяи, святые и злодеи. Не каждому поколению приходится переживать «дни революций», может быть, в этом и счастье, но нам не дано о том судить. Ведь один из изломов истории пришелся на годы нашей жизни, а потому нам было суждено познать и глубину падения, и величие человеческого духа.
Один из символов эпохи для меня – академик Марчук, который не только выстоял в бурях и страстях «перестройки», но и поднялся над сиюминутными страстями и смог, как и предназначено ученому, увидеть будущее. Он попытался предупредить о надвигающейся опасности, но мнением академика пренебрегли. Это, однако, не сломило его, напротив, придало новые силы в борьбе за те идеалы, перед которыми преклонялся. То есть за Истину, которая, хоть и в лохмотьях подчас, но от этого не менее прекрасна!
