Цельнометаллическая оболочка (Старики и Бледный Блупер) - Густав Хэсфорд

Морпехи в блиндаже молчат, ждут, что будет дальше.

Половину блиндажа заливает тусклый свет осветительных ракет, вспыхивающих снаружи.

Лицо Черного Джона Уэйна, как под холодным светом фотовспышки, застывает черной твердой маской из эбенового дерева. Взгляд пронизывает Бивера.

На Черном Джоне Уэйне - тропическая форма, перекрашенная в черный цвет. Вокруг шеи тяжелое ожерелье из «лимонок». Здоровый мужик.

Черный Джон Уэйн пришел в жизнь черным гигантом, чудищем, набрался крутости в уличных драках, а когда достаточно окреп и вырос, занялся культуризмом.

Бивер на взгляд - бледный лопушок, с бульдожьим носом и пухлыми конопатыми щечками. На нем футбольная куртка, джинсы, кроссовки и синяя бейсболка с большими белыми буквами «NY» на боку. В отличие от всех остальных, оружия при Бобре нет. Бивер похлопывает себя по ладони бамбуковой палкой. На конце палки - начищенная гильза от патрона 45-го калибра.

Эдди Хаскелл сидит в углу блиндажа на бамбуковом рундуке, ковыряя лишайную корку на икре острием штыка. Тощий рыжий крысенок с лицом как у голодного хорька. Он поднимает глаза, втыкает штык в мешок с песком, сдвигает лежащий на коленях помповый дробовик в положение «на грудь».

Кусок - возле входа, сидит в тени.

Черный Джон Уэйн встает и идет полусогнувшись, пробираясь через дюжину черных морпехов в черной тропической форме. Он прочищает горло и наклоняется к Бобру.

Из потертого оранжевого тропического ботинка с личным жетоном на шнурке Черный Джон Уэйн вытягивает опасную бритву с рукояткой из слоновой кости. Наружу выскакивают шесть дюймов высококачественной хирургической стали, такие острые блестящие бритвы только для парикмахеров-частников делают.

Годзилья лапа Черного Джона Уэйна вкручивается в футбольную куртку Бивера и дергает его на себя как куклу. Бритва подлетает прямо к розовому горлу Бивера.

Черный Джон Уэйн говорит Бобру: - Отставишь пиздеж свой, или хочешь стеклянный глаз заиметь?

Эдди Хаскелл дергается, я бросаюсь на него через блиндаж. Хватаю за воротник и пригибаю вниз. Прежде чем он успевает поднять из грязи свой дробовик, я с силой упираю ему в макушку свой русский офицерский «Токарев» 9-миллиметрового калибра.

Эдди Хаскелл обмякает, стонет, пытается подняться. Какое-то мгновение восхищаюсь его поведением, а затем отключаю его рукояткой пистолета. Крепкая же голова у него - как снарядная оболочка.

Все в отделении замерли.

Кусок роняет М16 и выскальзывает из блиндажа.

Слышу, как он убегает, с трудом выдирая ноги из грязи.

Отсветы от осветительных ракет по-прежнему падают в блиндаж. Должно быть, снаружи творится что-то очень серьезное. Слышны крики, топот, беспорядочный огонь из стрелкового оружия.

Здесь же, в блиндаже, звуки издает один Бивер, который пытается скулить и одновременно хватать ртом воздух. Его лицо скривилось, превратившись в подергивающуюся маску, на которой неприкрытый ужас.

Бивер колотит Черного Джона Уэйна по лицу своей бамбуковой палкой. Черный Джон Уэйн подергивает головой, будто отгоняя надоедливую муху.

Черный Джон Уэйн вжимает бритву в кожу прямо под левым глазом Бивера

— Щас порежу! - говорит он мне.

Потом Бобру: - И обретешь ты веру!

— Никак нет,- говорю,- Отставить, Джон Уэйн.

Нельзя нам его замочить. Ты же не в родном квартале, там-то можешь бритвой баловаться.

Черный Джон Уэйн глядит на меня.- Да убьем его, и все! Кто нам тут мешает?

Я залезаю в набедренный карман и вытягиваю оттуда щипцы для минных проводов,- На, возьми-ка.

— Чего?

— Давай, братан.

Черный Джон Уэйн мотает головой.

— Не. Не надо. Потом сделаем.

— Давай, Джон Уэйн. На меня положись.

Черный Джон Уэйн издает стонущий звук и говорит: - Шутник, ну ты и выдумщик.

Он вручает мне опасную бритву и забирает щипцы для минных проводов.

Выпученные глаза Бивера следят за перемещением бритвы из руки Черного Джона Уэйна в мою. Бивер отстраняется, упираясь в стену блиндажа из мешков, страх лишает его рассудка.

— Придуши-ка,- говорю Черному Джону Уэйну, после чего тот его душит.

Бивер Кливер давится, стонет, пускает слюни и плюется. Язык вылезает наружу, как красный склизкий огородный слизень.

Черный Джон Уэйн глядит на меня, потом снова на Бивера, потом опять на меня.

Я киваю головой.- Придержи язык,- говорю, и Черный Джон Уэйн залезает Бобру в рот обжимными щипцами и берет в зажим язык Бивера.

Глаза Бивера уже лезут из орбит. Я кладу лезвие плашмя на его язык, он давится, а я улыбаюсь и говорю: - Ну че, поговорим?

Бивер хныкает, в его глазах появляется умоляющее выражение.

Я веду бритвой, и синеватое лезвие мягко врезается в язык Бивера на дюйм в глубину, разделяя его кончик на две половинки. Кровь выплескивается с такой силой, что выстреливает через весь блиндаж и шлепается блестящим влажным пятном о серую стену из мешков с песком.

Черный Джон Уэйн ослабляет зажим, и Бивер падает на колени. Кровь выливается изо рта по нижней губе Бивера и капает с подбородка как слюна. Подняв руки к лицу, опасаясь дотронуться, Бивер издает ужасающий звук, который и звуком-то не назовешь. Кто-то произносит: «Чарли взял трубу с гранатой!»

Эдди Хаскелл стонет, потирает голову, пытается подняться.

Снаружи блиндажа, в ста ярдах дальше по периметру, начинается отчаянный огонь из стрелкового оружия, и по нам начинают бить из минометов.

Я выхожу наружу как раз тогда, когда рядовой Оуэнс, салага, бегом проносится мимо блиндажа, вопя на ходу высоким тонким голосом: - Саперы в полосе! Саперы в полосе!

Саперы запихивают бангалорские торпеды - бамбуковые обрезки, набитые толом - в проволочные спирали, путанки и минные поля. Саперы взрывают бангалор-ки вручную, разрывая в кровавые мясные клочья самих себя, чтобы их товарищи смогли добраться до нас.

Беглым шагом перемещаясь по периметру, проверяю щели на наличие чмырей, алкашей и торчков. Вытаскиваю их - сонных, растерявшихся, злых. Любой морпех в Кхешани устал до смерти, всем все по горло надоело, каждый из нас конченый. Но мы - морская пехота США. И потому они восстанавливают связь между своими головами и задницами, хватают оружие и бегом несутся на шум стрельбы.

На бобровских торчков я время не трачу. Торчки даже оружия при себе уже не носят. Подсевшие на героин торчки забрались на черный железный каркас сгоревшего грузовика. Они наблюдают за сражением.

Я ныряю в блиндаж на участке первого взвода, подворачивая при этом ногу и обрывая кусок кожи с колена, черт бы его побрал.

Гром и Папа Д. А. уже на месте. Папа Д. А., главный второго взвода, связывается по полевой радиостанции, вызывая