«Верный Вам Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии. 1933–1938 годы. Книга 3 - Михаил Николаевич Алексеев

58-13. Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственной или секретной (агентура) должности при царском строе или у контрреволюционных правительств в период гражданской войны, влекут за собой – меры социальной защиты, указанные в ст.58-2 настоящего кодекса. [6 июня 1927 г. (СУ № 49. Ст. 330)].

58-14. Контрреволюционный саботаж, т. е. сознательное неисполнение кем-либо определенных обязанностей или умышленно небрежное их исполнение со специальной целью ослабления власти правительства и деятельности государственного аппарата, влечет за собой —

лишение свободы на срок не ниже одного года, с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты – расстрела, с конфискацией имущества. [6 июня 1937 г. (СУ № 49. Ст. 330)].

Примечания: * Глава первая введена в действие со времени вступления в силу Положения о преступлениях государственных, принятого 3-й сессией III созыва Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР 25 февраля 1927 года (СЗ 1927 г. № 12. Ст. 123). ** Ст. ст. 58-1а—58-1г введены в действие со времени введения в действие пост. ЦИК СССР 8 июня 1934 г. (СЗ № 33. Ст. 255).

Даты: 1938

Источник: Уголовный кодекс РСФСР. С изменениями на 1 июля 1938 г. М.: Юридическое издательство Наркомюст СССР, 1938. С. 27–32.

574

Клётный Александр Леонтьевич (1891–1959). Его родителями были «запасной старший писарь Леонтий ВасильевичКлетный и законная жена Агафья Захарьевна, урожденная Кильчицкая, оба православного вероисповедания». Согласно другим записям, его отец был казаком Полтавского общества Полтавской волости. Окончил Киевское реальное училище Святой Екатерины, поступил на экономическое отделение Киевского коммерческого института (1911). Изучению иностранных языков в институте тогда уделяли особое внимание. В метрикуле (зачетной книжке) Клетного есть записи о сдаче экзаменов по английскому, немецкому и французскому. Японский и китайский языки у него преподавал японовед с мировым именем академик Николай Конрад и японец Накахара, который тогда находился в Киеве. С ноября 1912, согласно свидетельству о воинской повинности, «казак Полтавской волости Клетный А. Л. зачислен в ратники ополчения второго разряда». В годы Первой мировой войны ему была предоставлена отсрочка от мобилизации до окончания института. В это время он дважды побывал в командировке в Японии, где в Токийском университете изучал лесное хозяйство и совершенствовал японский язык. Первая командировка растянулась на год, вторая – на несколько месяцев. Этого хватило, чтобы овладеть языком. В Институте ботаники Украины хранился гербарий японской флоры, собранный в 1914 студентом Киевского коммерческого института Клетным. В сентябре 1925 прибыл переводчиком в Генеральное консульство СССР в Сеул. Там в 1927–1930 генеральным консулом СССР работал Иван Андреевич Чичаев, он же возглавлял резидентуру советской разведки. Чичаев завербовал сотрудника японской политической полиции, от которого в дальнейшем поступала важная информация. Наиболее важным документом, полученным от него в 1929 году, был меморандум маршала Танаки. Встречи с источником, от которого был получен меморандум, И. А. Чичаев проводил вместе с А. Л. Клётным, используя его в качестве переводчика. В 1930 А. Л. Клётного переводят в Японию переводчиком полпредства СССР в Токио, где он продолжал выступать в роли переводчика при встречах резидента ИНО с агентурой. С 1933 до ареста 17 сентября 1938 возглавлял кафедру японского языка в Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе и переводил документы в 7-м отделе Главного управления госбезопасности НКВД. Клётный, кроме японского и китайского, владел украинским, корейским, английским и немецким языками. А. Л. Клётного содержали в Бутырской, Лефортовской тюрьмах и во внутренней тюрьме на Лубянке. В допросах участвовал нарком внутренних дел Л. П. Берия. Мерами физического воздействия и шантажом от него добились признания в шпионаже в пользу Японии. В июне 1946 в Чите он отказался от своих показаний. В 1938 он и другой японовед, В. М. Константинов, проходивший по тому же делу, не предстали перед закрытым заседанием Военной коллегии Верховного Суда СССР. Приговор, вынесенный в этом случае, был бы однозначен – ВМН. Заседание Военной коллегии по делам Клётного и Константинова было отсрочено на два года руководством 1-го (разведывательного) Управления НКВД, которое использовало их в 1938–1940 для перевода оперативно важных документов. 24 июня 1940 состоялось закрытое судебное заседание Военной Коллегии Верховного суда СССР. В протоколе значилось: «Предварительным и судебным следствием установлено, что Клетный и Константинов, будучи завербованы японской разведкой для шпионской деятельности против СССР, на протяжении длительного периода времени передавали японской разведке сведения, составляющие государственную тайну СССР, таким образом совершили преступление – Клётный предусмотренное ст. ст. 58-1а и 58–11 УК РСФСР и Константинов ст. ст. 58-1б и 58–11 УК РСФСР», что обвиняемые Клётный и Константинов признались в суде в том, что они являются японскими шпионами. Приговор звучал так: «Клётного Александра Леонтьевича и Константинова Владимира Михайловича лишить свободы в ИТЛ, сроком на 20 лет каждого, с поражением прав на 5 лет и конфискацией лично принадлежащего им имущества. Срок наказания исчислять Клётному с 17.1Х.1938 г. и Константинову с 20.VIII.1938 г. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». В августе 1941 года по этапу их доставили в Читинскую пересыльную тюрьму. Работал в «спецорганизации» для заключенных. Начальник отдела контрразведки Читинского управления КГБ в 1980-х годах полковник Сергей Иннокентьевич Кудреватых вспоминал, что в 1942, когда он лейтенантом был призван в органы госбезопасности, ему посчастливилось познакомиться, а потом долгое время работать с А. Л. Клётным. Со слов Кудреватых, начальник управления И. Б. Портнов, узнав, что в Читу прибыли знатоки японского и китайского языков, приказал перевести арестантов во внутреннюю тюрьму. Для них оборудовали в камерах кабинеты и спальни, собрали необходимую библиотеку, обеспечили нормальным питанием и привлекли к переводу и обработке документов, получаемых разведкой в Маньчжурии, работе с китайскими перебежчиками, а позднее – с японскими военнопленными. А. Л. Клётный провёл в Читинской внутренней тюрьме девять лет. С. И. Кудреватых вспоминал, что А. Л. Клётный обладал энциклопедическими знаниями, в совершенстве знал все диалекты японского языка, японские обычаи и традиции, мог быстро установить контакт с японцем и получить необходимую информацию. В этом С. И. Кудреватых убедился, когда в 1946–1949 ему приходилось работать с японскими пленными по розыску свидетелей подготовки бактериологической войны и по другим делам. В 1942 Клётный составил сборник в трёх томах о белой эмиграции в Маньчжурии, в 1944–1945 подготовил уникальную научную работу, двухтомник «Маньчжурия. Забайкальское направление», в которой, наряду с описанием природных особенностей регионов Маньчжурии, на основании разведывательных данных указал численность населения, национальный состав, в том числе наличие русских эмигрантов, их общественные организации, размещение японских спецслужб, данные о Хайларском укрепрайоне и другие сведения. Эта работа использовалась военным командованием и органами госбезопасности во время подготовки и проведения Маньчжурской стратегической наступательной операции в августе 1945. Во время боевых действий с 16 августа по 17 сентября 1945