Петр Чайковский: Дневники. Николай Кашкин: Воспоминания о П.И. Чайковском - Петр Ильич Чайковский
1 октября. Великолепная погода. Вставши после чудесного сна, погулял и работал. Чувствовал какую-то слабость. После обеда пошел через Праслово в Клин. Егорушку встретил в Клину. Он провожал меня с товарищем до дому. Болтал мило. Чай. Прогулка и заход солнца. Работал. После ужина все думал о сокращениях в Чародейке. Счет Алексея невероятный. Я не в духе. Сейчас еду на вокзал встречать Н. Д. Кондр[атьева] на курьерский поезд. 12 ч[асов] ночи. Ездил, благо лунный свет был. Виделись. Вернувшись, не без труда добился охоты спать.
2 октября. Работал очень усердно (все переложение первых сцен). Газеты. Волнение. Иванов [327] [отозвался] про Мазепу не сочувственно. Ходил в сторону Первушина. Чай. Скоро темнеть стало. Занимался почти до ужина. Устал. Шутки с Аришей насчет Алексея. Погода сегодня чудная. Видел утром в саду ястреба над утками. Телеграмма от Эммы!!!! Позднее без конца плакал о Ване Вериновском.
3 октября. День удивительный, серый, но без ветра. Я как-то особенно сегодня наслаждался осенью и природой. Нужно сказать, что все это время я как-то ненормально себя чувствую. Особенно по утрам (сплю крепко, но тяжело) мне бывает скверно. Так что я мало наслаждаюсь деревней и свободой. Но сегодня было хорошо. Впрочем, не весь день. После занятий обед и газеты. Гулял всего до 3 часов по дому и саду. Опять занялся. После чая ушел на станцию для свидания с Эммой. Злился ужасно на помеху. Но был с ней ласков. Пересадил ее в почтовый поезд. Домой на Василии. Занятия. Телеграмма от Карлуши, отказывающаяся от завтрашнего обеда. Я зол. Ужин. Не в духе. А ехать или не ехать? не знаю. 2‐е действие Нерона длится больше часу. Наконец-то нашел длиннее своих действий. Не по себе.
4 октября. Курьерский поезд. Москва. Завтрак на станции. Стрижка. У Юргенсона. Прогулка. У Губертов – не застал. Опять у Юргенсона. У него Флеров [328]. Я с Simon прятались. Обед в Моск[овском]. В окно Ваня. С Ваней за Юргенс[оном]. – Заседание. Эрдмансдерфер. Мне было скучно и противно. У Анны Леонтьев [329]. (Альбрехт удрал в Рязань.) Ларош. С ним к Тестову. Беседа и пьянство.
5 октября. Встал очень поздно. Писал письма к Евг. К. Альбрехту [330]. Борис. Учитель рисования. Пешком в магазин к Юргенсону. Масса нот в 4 руки для Лароша, который обещал ехать со мною, но надул. Завтрак в Москов[ском] наверху в комнате. С Ваней домой. В столовой беседа с С. И. [Юргенсон] и детьми. Уехал. Ваня получил вчера и сегодня по беленькой. На вокзале Ларош. Дорогой спал сидя в углу вагона. Дома. Масса писем. Ох, эти письма.
6 октября. Погода старенькая, симпатичная. Занимался. Встретил Лароша. Обед. Гулял один, недалеко, однако заходил в Праслово, но Е[горку] не видел. Мужик, просившийся ко мне на службу. После чая писал под диктовку Мани. Работал наверху. Ужин. Симфония Брамса. Холстомер. Нервы. Плакать хотелось.
7 октября. Так напряженно работал, что, вставши, шатался как пьяный. Обед без удовольствия. Прогулка через силу. (Очаровательно симпатичный эпизод. Провожание. Рукопожатие.) Дома. Голова заболела. Через силу поработал. Сидел, ничего не делая, около стола, на коем Маня писал статью о Листе. Септет St. Saens’а. Ужин. Казаки Толстого. Усталость страшная. Но голова более почти не болит. Спал великолепно и очень много.
8 октября. Дождливый день. С Маней в школу. Батюшка, от[ец] Дьякон. В школе детей очень мало. Работал и хотя менее устал, чем вчера, но все же очень устал. После обеда ходил по дождю по насыпи в Клин. Никогда еще так не приставали все и отовсюду за деньгами, как сегодня. Истратил очень много (художник, чиновник, человек с обгорелыми детьми, бабы, старики и т. д. и т. д.). А главное, все это из кабака лезет, когда я мимо иду. Купил лампу для Мани. Чай. Диктованье. Плохо шло. Я работал, и до головной боли. Если так пойдет, то я, право, кажется, не в состоянии буду дописать оперу. Играли до ужина в 4 руки симфонию Рубинштейна (dramatique [331]). Казаки Толстого.
9 октября. Первый снег. После чая с Маней ходил по галерее. Занятие без напряжения. После обеда ходил по галерее и по саду. После чая сейчас же почти пошел поработать. От 6½ до 8 писал под диктовку Мани некролог Кросса (через год по смерти!!). Играли подлеца Брамса. Экая бездарная с…! Меня злит, что эта самонадеянная посредственность признается гением. Да в сравнении с ним Рафф – гигант, не говоря про Рубинштейна, который все-таки крупный и живой человек. А Брамс – это какая-то хаотическая и совершенно бессодержательная сушь. За ужином телеграмма от Направника. Опера отложена. Колеблюсь, ехать в Питер или пет.
10 октября. Мороз настоящий. После чая с Маней гуляли по саду и внизу были (река среди снега). Занимался хорошо. После обеда ходил по галерее (яркое солнце, несмотря на мороз, согрело ее) и на шоссе за Маланьино. Разбудил Маню. Чай. Беседа. Настал час отъезда. Проводил его, несмотря на холод и verglas [332]. На станции масса народу. Почтовый и другой поезды. Книги, выписанные через Прасковью Федоровну. Проводил Маню. Приготовления для встречи В[ел.] К[н.] Сергея Александр[овича]. Домой. Читал газеты. Удивление Алексея (у которого голова болит) книгам. Ужин. Играл свой клавираусцуг.
11 октября. Спал тяжело, но крепко. Так напрягался в работе, что заболела голова, и вообще расстроился. Обед подавала Ариша, ибо Алексей застрял в городе. Несмотря на божественно чудную погоду, гулял с величайшим усилием и в самом скверном состоянии духа. Я бы и не пошел, да обещал Егорке шапку ему купить. Видел Алексея и Василия, горделиво проезжавших на новой моей лошадке. Егорка. Шапка. Жаворонки и конфеты ему и товарищу. С Табачком уехал. Но до поворота опять встал и с трудом домой дошел. Мальчишки и деньги. После чая валялся в кресле. Наверху письма писал. Ох, эти письма. Играл Сида Massenet. За ужином из пустяка рассердился на Алексея и его споры. Сид. Статья Кюи. Какой он смешной и какого он о себе высокого мнения. Весь день какой-то неудачный.
12 октября. Совсем инвалид. При малейшем напряжении показывается гвоздь в голове. Желудок отказывается служить.
