Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов
А Ленин уже в Смольном. И слово «партия» в его стенах имеет совсем иное значение. Сюда уже начинают со всех концов страны прибывать делегаты II Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов. Владимир Ильич взволнованно ходит из комнаты в комнату, иногда присаживаясь к столу и что-то быстро записывая, выслушивая очередной доклад о положении в городе, торопит ответственных за взятие Зимнего дворца.
Зимний окружен. На пулеметные очереди красногвардейцев из-за поленниц дров, защищающих вход во дворец, отвечают засевшие там юнкера, казаки, солдатки женского батальона.
Наконец, холостыми зарядами сотрясает воздух полуденная пушка Петропавловской крепости, а за ней и главный калибр крейсера «Аврора». Оценив обстановку, казаки и женский батальон под белыми флагами покидают дворец. Внутри остаются около тысячи юнкеров. Батарея Петропавловки стреляет уже шрапнелью.
Близится полночь. Ильич нервничает все заметнее и заметнее. Пишет короткие приказы-записки. Он намерен непременно начать выступление на съезде словами «Временное правительство низложено». Делегаты с самого начала должны принять подготовленное им воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!» – немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства.
В пять утра это наконец становится возможным. Дзержинский с удивлением отмечает, что после совершенно бессонной и напряженной ночи Ильич выглядит чрезвычайно бодрым и даже веселым, поддразнивая пессимистов и на их замечания, что мы едва ли продержимся две недели, отвечает: «Ничего, когда пройдут год, два и мы все еще будем у власти, вы снова будете говорить, что еще год, два…»
Выступление Ленина делегаты приветствуют овациями. В воздух летят солдатские фуражки, матросские бескозырки, рабочие шапки… Часть делегатов из числа эсеров, бундовцев, меньшевиков-оборонцев, несмотря на предложение войти в будущее правительство, демонстративно встают и покидают зал. Но необходимый кворум сохраняется. Из 650 делегатов съезда 390 были большевиками. Остаются в зале и левые эсеры. Съезд продолжает работу.
Дзержинский слышит, как один из уходящих ехидно бросает другому:
– Может, они и могут захватить власть, но больше трех дней им не удержать ее. У них нет людей, которые могли бы управлять страной. Лучше всего дать им попробовать, и на этом они сорвутся.
В своем выступлении Феликс не смог не отреагировать:
– Все те, кто покинул в эти трагические минуты этот зал, – те не друзья, а враги революции и пролетариата. У них отклика на это обращение вы не найдёте, но вы найдёте этот отклик в сердцах пролетариата всех стран. Вместе с таким союзником мы достигнем мира… У нас будет одна братская семья народов, без распрей и раздоров.
Глава 10
«Нужен наш, «красный» Фукье-Тенвиль!»
Утром 6 декабря Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич вошел в кабинет Ленина с очередным докладом. Придирчиво сквозь очки оглядел результат своей вчерашней работы – расположение новой мебели, карту на стене, телефонные аппараты, перенесенные сюда, дабы вождю не было необходимости, как прежде, выходить в общий зал. Удовлетворенно кивнул.
Забрав себе обязанности по охране Смольного у занятого и во ВЦИК, и в Петроградском ВРК Дзержинского, он в первую очередь озаботился личной безопасностью Владимира Ильича. Поставил непосредственно у дверей кабинета караул испытанных и известных ему красногвардейцев. Дал им согласованный с вождем список лиц – кого можно пускать всегда, кого только по особому разрешению. Затем заменил матросов и красногвардейцев, охранявших Смольный, на сводный батальон латышских стрелков.
Сообщил об этом Ленину, и тот лично написал «Обязанности часового при председателе СНК»:
«1. Не пропускать никого, кроме народных комиссаров (если вестовой не знает их в лицо, то должен требовать билеты, т. е. удостоверения от них).
2. От всех остальных требовать, чтобы они на бумаге записали свое имя и в двух словах цель визита. Эту записку вестовой должен передать председателю и без его разрешения никого не пускать в комнату.
3. Когда в комнате никого нет, держать дверь приоткрытой, чтобы слышать телефонные звонки и приглашать кого-либо из секретарей к телефону.
4. Когда в комнате председателя кто-то есть – держать дверь всегда закрытой».
Ленин знал Бонч-Бруевича уже почти четверть века. Знал и ценил. И тот неизменно оправдывал его доверие, вовремя проявляя инициативу, не отказываясь ни от каких поручений. Вот только что, посоветовавшись с Лениным, он сумел оперативно осуществить национализацию частных банков в Петрограде и в Москве, принеся новой власти крайне необходимые средства. И своего брата, опытного царского генерала Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, уговорил в помощь прапорщику Крыленко стать начальником штаба Верховного главнокомандующего.
В. Д. Бонч-Бруевич.
[Из открытых источников]
Будущие руководители Российского государства не раз собирались на даче Бонч-Бруевича в деревне Нейвола близ железнодорожной станции Мустамяки, а после взятия Зимнего Ильич и вовсе жил в его городской квартире. Причем за здоровьем постояльца следила супруга, врач Вера Михайловна. И вот так за поздним ночным ужином и было произнесено:
– Владимир Дмитриевич, вы знаете, я категорически отказывался быть председателем Совнаркома, рекомендовал Троцкого и согласился только по настоянию всего ЦК. Троцкий отказался и от внутренних дел. Каменев, Зиновьев, Рыков, Ногин и Милютин подали заявление о своем выходе из ЦК в знак несогласия с формированием правительства… А нам необходимо создать мощное управление делами Совета народных комиссаров. Берите это все в свои руки и имейте со мной постоянное непосредственное общение, так как многое предстоит решать немедленно даже без доклада Совнаркому и сношения с отдельными народными комиссарами.
Бонч-Бруевич, конечно же, согласился. Осуществлять постоянное непосредственное общение, проживая в одной квартире, было действительно нетрудно. Вот, правда, с остальным дело обстояло уже не так легко. Нужны надежные и сведущие люди. Иначе многие верные и срочные решения Совнаркома просто тонут в саботаже прежних чиновников.
ВРК уже издал приказ, впрямую объявляющий их врагами народа и предусматривающий публикацию поименных списков. Но это не сработало. 14 ноября за явный саботаж была арестована группа чиновников бывшего Министерства государственного призрения. Через неделю то же произошло и с уклонявшимися от обязанностей служащими Государственного банка. Лишь после надлежащей сдачи ключей и документов новой власти все они по распоряжению Дзержинского были отпущены.
Практически каждый день на заседаниях Совнаркома обсуждался вопрос о борьбе с голодом – думали, спорили, решали, в каких губерниях и как взять хлеб, как лучше перевезти его в города. Положенной осьмушкой черного хлеба сыт не будешь, а запасов в Питере всего ничего.
И другая скорбная нота стала рефреном звучать в докладах. Еще недавно большевики с гордостью упоминали, что если за дни Февральской революции
