Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин
Микоян в своем выступлении, в целом защищая Хрущева, признал, что в беседе с писателями тот «допустил горячность и перебарщивание». С кем не бывает. «У Хрущева есть горячность, поспешность, он говорит резкости, но он их от души говорит, без интриганства… Да и Молотов показал, что он способен оскорблять, правда, он несколько другого темперамента, но он может выбросить ядовитое словечко и зло обидеть человека»[1540]. И дело не только в темпераменте, Микоян выстроил цепочку разногласий последних лет, доказывая, что Молотов принципиально расходился с правильной политикой Президиума ЦК. Поэтому его атака на Хрущева – это идеологический, принципиальный конфликт, а не набор частностей, как могло показаться во время его речи.
25 июня Булганин уже не просто отмежевался от Молотова, а стал решительно обличать его, выставляя лидером группы: «На протяжении всего времени после смерти Сталина мы в Президиуме Центрального Комитета по всем внутренним и международным вопросам вели борьбу с Молотовым. Я никогда в Президиуме не занимал иной позиции, кроме той, чтобы бороться с Молотовым. Ясно было, что он главный тут идеолог. Главный Папа всей кухни». Глава правительства и кандидат в лидеры партии теперь слезно каялся и обличал вчерашних товарищей по антихрущевской фронде: «Товарищи Маленков, Каганович, Молотов ведут работу против партии и Центрального Комитета на протяжении всего времени, как пришел в ЦК тов. Хрущев. Вели и продолжают вести. Нашли момент, когда можно зацепить и нас.
Я, товарищи, вижу теперь все, для меня все ясно. Для меня ясно, что если не положить решительный конец их деятельности, они нам и дальше будут мешать в работе.
Я считаю, что пленум должен принять самое суровое решение по их адресу (Аплодисменты)»[1541]. Самое суровое – это как с Берией? Булганин отчаянно пытался убрать свою голову из-под политического топора, подставляя туда головы вчерашних соратников.
Оклемавшийся Брежнев начал свое выступление еще более сурово: «Перед нами все глубже и полнее раскрывается картина чудовищного заговора против партии, заговора, организованного антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича, Шепилова. К сожалению, им удалось вовлечь в свою раскольническую группу Булганина, Сабурова, Первухина. Теперь видно для всех, что главными организаторами и заправилами этого заговора были Маленков, Молотов, Каганович. Двурушническую роль в этом грязном деле играл так называемый „идеолог“ Шепилов. Ничего не скажешь, товарищи, это опытные, прожженные политиканы. Давно набившие себе руку на темных, закулисных делах»[1542].
Громыко, который был многим обязан Молотову, но и немало от него натерпелся, теперь говорил: «Хорошо, если бы тов. Молотов мысленно отошел в середину зала и посмотрел бы на себя, говорящего с этой трибуны. Он увидел бы, какая это жалкая картина». Даже буржуазные газеты не придрались к поведению Хрущева в Финляндии. «Вывод такой: этика этих самых враждебных нам буржуазных газет оказалась выше этики, которой руководствуется сейчас Молотов на Пленуме Центрального Комитета партии… Я не буду повторяться относительно других замечаний Молотова, потому что они той же природы; они надерганы в попытке вылить грязь на голову Первого секретаря. Но тов. Молотов не замечает, а может быть, сейчас и замечает, что он испачкался этой грязью сам с головы до ног.
Голос: Даже в финской бане не отмоешься. (Смех)»[1543].
Но на фоне других членов ЦК, говоривших о заговоре и суровом решении в отношении его участников, предложение Громыко выглядело по-европейски цивилизованно. Сославшись на то, что Черчилль в отставке пишет пейзажи, протеже Молотова сказал: «Я думаю, что тройку, а может быть, и некоторых из тех, кто блокировались с этой тройкой, нужно тоже отправить рисовать пейзажи. (Смех в зале)»[1544]. Вопрос об их судьбе еще не был решен.
28 июня обвиняемым предоставили последнее слово. Правила игры предусматривали покаяние – ведь большевики должны следовать указаниям ЦК, а его позиция определилась в пользу Хрущева. Каганович признал «грубую политическую ошибку» в требовании отставки Хрущева, но отрицал антипартийность своих намерений. Также Каганович отмежевался от молотовской оценки «лозунга догнать и перегнать как уклона вправо и как ревизии линии партии». Маленков также признал, «что своим поведением дал все основания для того возмущения, для того гнева, с которым здесь выступали члены Пленума Центрального Комитета в отношении меня и других товарищей, действия которых так резко и справедливо осуждаются»[1545].
Молотов в наибольшей степени каялся в политических ошибках, так как его противостояние с Хрущевым было наиболее принципиальным: «Товарищи, я вышел на эту трибуну для того, чтобы заявить об ошибочности моей позиции в дни перед пленумом и на настоящем пленуме. Должен сказать к этому, что я несу особую ответственность за ошибочность этой позиции и за те выводы, к которым приходили мы во время наших встреч на Президиуме перед Пленумом и перед Президиумом ЦК. Должен об этом сказать прямо и определенно, так как в своих выводах, в своей критике я шел дальше, чем другие товарищи…
Я хочу к этому добавить, товарищи, что считаю главной ошибкой, политической ошибкой, то, что я, как и ряд других товарищей, выдвинул оргвопрос, так называемый вопрос об отмене поста Первого секретаря ЦК и тем самым об освобождении от этого поста тов. Хрущева.
Конечно, перейти от критики недостатков к таким выводам, которые внешне или формально являются организационными, а по существу политическими, в этом нельзя не видеть серьезной политической ошибки с моей стороны, и со стороны тех товарищей, которые поддержали это предложение.
В этом отношении я был на позициях, которые я сейчас осуждаю, считаю неправильными…
Я, товарищи, хочу к этому добавить вместе с тем, что критику недостатков членов Президиума Центрального Комитета, как и Первого секретаря Центрального Комитета, я считаю законной. Я считаю, что мы должны спорить, мы должны выяснять те оттенки мнений, которые бывают между нами.
Я не отрицаю свою вину, не отрицаю того факта, какую роль я в данном случае играл… Я считаю себя, товарищи, честным коммунистом… Заговора не было, но было то, что называется групповщиной»[1546].
Свои варианты покаяний представили и другие участники антихрущевской фронды. Итоги подвел Хрущев: «Мне думается, товарищи, что идейным вдохновителем этого дела был Молотов. Организатором антипартийной группы был Маленков. Подпевалой, как точильщик со своим станком для точки ножей,
