Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб

сомневался. Однако сдаваться он не желал и провел следующие пять вечеров на дереве, наблюдая за домом в бинокль. Наконец он увидел, как чья-то фигура в хозяйской спальне выдвигает ящик комода и, приподняв второе дно, достает шкатулку. В ту же ночь, дождавшись, когда все легут спать, он пробрался внутрь и изъял вожделенные сокровища.

Большинство хозяев домов при хранении своих драгоценностей вели себя куда менее осмотрительно. Бэрри нередко натыкался на дорогие украшения прямо на бюро или туалетном столике. Если же их куда-то убрали, значит, они почти наверняка в правом верхнем ящике туалетного столика в хозяйской спальне. «В девяти случаях из десяти, – говорил он, – именно там я и находил весь свой улов». Что бы он посоветовал тем, кто хочет понадежнее припрятать свои бриллианты? «Храните их на кухне».

Никаких проблем со сбытом своего «добра», как называл Бэрри краденое, он не испытывал. «Какие там проблемы! – отметил он однажды. – В те времена были скупщики, способные сплавить хоть статую Свободы». В Нью-Йорке 1920-х годов скупкой и продажей краденых драгоценных камней занимались, по словам Бэрри, сотни ломбардов, магазинов секонд-хенд, ювелиров – ему самому лично приходилось иметь дело не менее чем с пятьюдесятью из них. Некоторые камни – те, что покрупнее и поизысканнее – обычно уходили в Европу, где их подвергали переогранке и продавали, но основная доля его добычи оставалась в Нью-Йорке. Бутлегеры, например, покупали их для отмывания огромных доходов – припрятывали в сейфовых ячейках и по мере надобности обналичивали.

Однако из большинства камней и жемчуга делали новые ожерелья, броши и кольца, которые опять покупали состоятельные нью-йоркцы. Некоторые покупатели знали или подозревали, что вещь краденая. «Тех, кто хочет подешевле купить драгоценности, обычно мало заботит их происхождение, – писала в 1927 году газета “Бруклин Дейли Игл”, – и если на украшении нет каких-либо опознавательных знаков, они непременно воспользуются случаем и его купят». И не исключено, что эти камни в один прекрасный день вновь окажутся в кармане вора. «У камушков, – отмечал Бэрри, – причудливый жизненный путь».

Он внимательнейшим образом изучал не только своих будущих жертв, но и саму теорию ювелирного дела. Из иллюстрированного еженедельника «Джуэлерс секюлар» он узнал, как на стоимость камней влияют размер, цвет, чистота и то, насколько они редкие. «Я не упускал ни единого аспекта», – рассказывал он. Ведь чем больше знаешь, тем больше денег можешь требовать со скупщиков. Те же обычно соглашались выплачивать лишь небольшую долю от стоимости краденых камней – где-то от десяти до двадцати процентов, – а значит, если Бэрри хотел лучше заработать, ему требовалась добыча покрупнее. В золотую пору своей карьеры, в середине 20-х, он, по его собственным оценкам, добывал драгоценностей как минимум на полмиллиона долларов, что приносило ему ни много ни мало сто тысяч в год – полтора миллиона в сегодняшних ценах. «Главная сложность, – сетовал он, – найти скупщиков, имеющих под рукой достаточно наличных для моих объемов».

* * *

Бэрри осваивал и совершенствовал новые приемы своего прибыльного ремесла. Он дал себе зарок ни за что не оставлять отпечатков пальцев и был буквально одержим перчатками. Он не снимал их даже в поезде по пути на дело и обратно: а вдруг проводник что-нибудь заподозрит, и тогда полиция найдет его отпечатки на отрывном талоне? К лестнице он голыми руками не притрагивался. Если в усадьбе был ночной сторож, Бэрри изучал маршрут его обхода территории и вычислял, в какое время лучше пробраться внутрь; лишь однажды – хвалился он – сторож застал его врасплох и ему пришлось удирать. Сторожевые собаки тоже не служили серьезной преградой – их несложно успокоить или войти к ним в доверие. У Бэрри был свой пес, и его запаха хватало, чтобы свирепый настрой сменился виляющим хвостом. Иногда, чтобы пес отвлекся и хоть какое-то время не вылезал из конуры, он приносил ему лакомство или приводил с собой суку. «Почти у всех сторожевые собаки – кобели, – отмечал он. – Это ошибка».

Он не жалел времени и труда на планы отхода. «Это обычный здравый смысл, – указывал Бэрри, – но некоторым жуликам попросту не хватает на него мозгов». Ведя разведку у очередной усадьбы, он всегда смотрел, где ближайший полицейский участок, и прикидывал, каким путем, скорее всего, поедет патруль в случае вызова. Если дом входил в маршрут полицейского обхода, он проникал туда, когда знал, что патрульный сейчас – в самой удаленной точке. «Всегда можно рассчитывать, что до прибытия полиции у тебя будет минут пять-десять, – отмечал он. – Хороший бегун, если он при этом пользуется головой, многое успеет».

Бэрри по несколько дней исследовал территории вокруг богатых анклавов в пригородах Нью-Йорка. Во время одной из таких вылазок он обнаружил скрытую в лесу тропинку, которая на протяжении около десятка миль – от Тарритауна до Йонкерса – шла рядом с основной дорогой, и порой, возвращаясь с успешной охоты, он ею пользовался, чтобы незаметно наблюдать, как навстречу со свистом несутся полицейские машины. Однако в большинстве случаев он предпочитал поезд, куда запрыгивал на мелких полустанках. При подготовке он изучал расписание и всегда знал точное время прибытия поезда, который быстро доставит его на Манхэттен. «На каждом деле, – хвалился Бэрри, – у меня все было распланировано поминутно – как на радио».

Что до систем сигнализации, Бэрри считал их лишь мелким неудобством. Отключить их, хвастался он, «практически детская работа». «Пинкертон», «Бернс» и прочие охранные компании нередко ставили таблички, предупреждая о сигнализации на территории. Предполагалось, что эти таблички отпугнут возможных незваных гостей, но для Бэрри эти предостережения служили подарком. «Они оказывали мне бесценную помощь», – отмечал он, ведь раз есть табличка, значит, в доме наверняка есть и ценности, достойные того, чтобы их охранять – и чтобы их украсть. Он заказал солидные визитки с логотипами крупных охранных фирм. Потом с визиткой в кармане спецовки и с сумкой инструментов в руках появлялся у входа в дом.

– Обслуживание сигнализаций, – объявлял он дворецкому или горничной, и его приглашали войти.

В доме его вели к шкафчику с главной панелью и тревожным звонком. На схеме обычно отмечались двери и окна, при открытии которых сигнализация сработает. «А дальше – секундное дело – перерезать пару проводков». В некоторых случаях он, оставляя провода нетронутыми, загибал язычок звонка, чтобы тот при срабатывании системы дергался беззвучно. «Простое решение, – объяснял он, – как с молоточком будильника: если его отогнуть, то не зазвонит». Завершая спектакль, он просил кого-нибудь из прислуги расписаться под документом, что система прошла проверку и находится в рабочем состоянии. Все готово – теперь через