Жизнь Степана Бандеры: терроризм, фашизм, геноцид, культ - Гжегож Россолински-Либе
Посмертная слава
Две капсулы с цианидом, которыми западноукраинский агент КГБ Богдан Сташинский выстрелил в лицо Бандере около 13:00 15 октября 1959 г., ознаменовали собой начало периода бурной посмертной славы Провідника. Контролируемые ОУН(б) газеты - Шлях перемоги, Гомін України и Українська думка - выходили в течение нескольких недель в траурном оформлении, называя Бандеру героем и мучеником, павшим за Украину. На похоронах Бандеры в Мюнхене присутствовало около 1 500 его сторонников. Поминальные мероприятия состоялись и в ряде других стран: Аргентине, Австралии, Австрии, Бельгии, Бразилии, Канаде, Франции, Великобритании, ФРГ, Новой Зеландии и США.
В связи с переселением DPs, имевшем место на рубеже сороковых и пятидесятых годов, возникли предпосылки для глобализации посмертной славы Бандеры. Эстафету взращивания культа Бандеры молодое поколение приняло от ветеранов ОУН, УПА и дивизии СС «Галичина». В общинах националистической диаспоры этот культ продолжал практиковаться вплоть до распада СССР, а в некоторых из них он поддерживается и на момент написания настоящего исследования.
В послевоенное время общины диаспоры, среди членов которых были люди, поклонявшиеся Провіднику еще в тридцатые и сороковые годы, стали устраивать глубоко ритуализированные коммеморации Бандеры, что снова превратило их в «харизматические сообщества». Коммеморации обычно состояли из религиозной части (панихиды) и политического собрания; при проведении этих мероприятий границы между религией и национализмом были весьма размыты, а еще одним мощным компонентом этой смеси была антисоветизм. Популяризации Бандеры способствовали и антисоветские демонстрации, регулярно проводившиеся в Лондоне, Оттаве и Вашингтоне. Члены «харизматического сообщества» совершали символические паломничества к могиле Бандеры в Мюнхене (Мекке бандеровцев). Перед жилым домом, в котором был убит Провідник, они регулярно сжигали советские флаги. В конце 1959 г. сторонники Бандеры также оплакивали и превозносили хорватского Poglavnik’a Павелича, который умер спустя два месяца после гибели Бандеры. Коммемморации Бандеры также проходили в сочетании с милитаристскими и религиозными мероприятиями ветеранов дивизии СС «Галичина» и УПА, Праздников оружия и Покрова Пресвятой Богородицы.
О культе Бандеры также свидетельствуют и открытые в его честь музеи, первый из которых появился в Ноттингеме (позднее этот музей переместили в Лондон). В развернутой экспозиции музея хорошо просматривается преклонение перед Бандерой - духовным
лидером ОУН-УПА и символом украинской «освободительной борьбы», героем и мучеником, сражавшимся и павшим за Украину. Создатели музея не ставили перед собой цели подробно ознакомить посетителей с обстоятельствами жизни Бандеры или с практикой украинского геноцидного национализма. Музей был создан для прославления и сакрализации Провідника - рассказа о «трагической», но «героической» борьбе представителей его поколения. Создатели музея провели неожиданную связь между Бандерой и УПА. Бандера никогда не вступал в ряды этой армии, но тема УПА стала одной из ключевых в экспозиции музея, и этому есть свое объяснение: многие партизаны УПА считали Бандеру духовным лидером революционного украинского национализма и прочно с ним солидаризовались. Следует отметить, что основной целью выразительной экспозиции УПА в музее Бандеры, по-видимому, является отрицание (или затушевывание) злодеяний УПА путем виктимизации и прославления Бандеры. В музейной экспозиции также полностью игнорируется тема Холокоста и причастность к нему украинцев. Глядя на представленные в экспозиции фотографии украинских заключенных Аушвица, может сложиться впечатление, что в этом концлагере как находились, так и были убиты только члены ОУН(б). Аналогичным образом украинско-еврейские отношения военных лет трактовались и в публикациях Петра Мирчука. Этот первый агиограф Бандеры стал примером для всех последующих, которые унаследовали от него стратегию отрицания причастности украинцев к Холокосту и другим злодеяниям, совершенным украинскими националистами.
К созданию апологетического и панегирического нарратива, связанного с деятельностью Бандеры и его «освободительного движения», приложили свою руку не только националистические фанатики, преданные сторонники Бандеры и крайне правые деятели, но и целый ряд ученых, работавших в университетах Канады, Германии, Франции, США и других стран. Некоторые из этих ученых - Тарас Гунчак, Петр Потичный и Владимир Косик - были ветеранами ОУН или УПА. Не совсем критично к предмету своего исследования относился и Дж. Армстронг, первый профессиональный историк, изучавший деятельность украинских националистов. По разным причинам он не включил в свои работы данные о погромах 1941 г., этнических чистках 1943-1944 гг., уничтожении евреев и ряде других аспектов, которые, безусловно, необходимо было учесть при написании истории деятельности этого движения. Армстронг, как и многие другие историки того времени, опирался только на украинские и немецкие источники. Свидетельства жертв, пострадавших от террора ОУН и УПА, он
игнорировал. Кроме того, на него, похоже, повлияло произошедшее в годы «холодной войны» возрождение национальных нарративов тех из государств, в которых в 1944 г. были насильственно установлены просоветские режимы. По этим и другим причинам автор первой исчерпывающей монографии о деятельности украинских националистов сформулировал ряд ошибочных выводов, к которым историки отнеслись без должного критического внимания что после выхода его работы, что в последующее время. Не только украинские националисты (как, например, Донцов, цитировавший и высоко оценивший Армстронга в своем предисловии к книге Стецько ЗО червня 1941), но и политически немотивированные профессиональные историки рассматривали исследование Армстронга как академический и объективный стандарт -достоверную монографию о деятельности украинских националистов в годы войны2394.
Многие галицкие украинцы, покинувшие Украину в военное и послевоенное время, обустроились в период «холодной войны» в западных университетах, получив, таким образом, возможность открыть для себя подлинные демократические ценности и, соответственно, переосмыслить геноцидный национализм. Однако большинство украинских интеллектуалов, работавших в западных университетах, предпочли возвести в своих работах идеологические препоны. Усердно отстаивая свои националистические идеи, они выдавали их за патриотические традиции или антикоммунистические убеждения. Эти люди не ставили перед собой задачу по-настоящему исследовать события военных лет, украинский фашизм и Холокост. Они либо игнорировали эти темы, либо писали апологетические и искажающие историю работы, в которых украинские националисты выступали как антинемецкие и антисоветские борцы за свободу. Особняком в этой группе стоит Иван Лысяк-Рудницкий. Будучи одновременно историком и свидетелем современности, Лысяк-Рудницкий скорее переосмыслил, чем исследовал деятельность ОУН. С деятелями этого движения этот ученый был знаком еще до эмиграции и не испытывал к ним сипмпатии.
Тем не менее в послевоенное время Лысяк-Рудницкий, судя по всему, не возражал против сотрудничества с такими людьми, как Кубийович. Бывший лидер УЦК был в его глазах более умеренным и рациональным человеком, чем Бандера. Вопрос о том, стоит ли вспоминать, чем занимался Кубийович во время войны, не имел для Лысяка-Рудницкого никакого значения - ему было достаточно того, что этот человек занят изданием
