Нечаянные откровения - Борис Иванович Соколов
Это письмо было отправлено уже напрямую, лично Ленину (и зачем-то с весьма неосторожной припиской, что он «счёл необходимым одновременно копии этого письма сообщить моим многочисленным верным друзьям»…), отправлено уже после того как Миронов побывал в Москве на приёме у вождя и был им обласкан. Но это ничего не меняло. Получено ли было оно адресатом и какова была реакция вождя – об этом остаётся только гадать. Вполне ясно лишь одно: тем, кто верховодил этим без преувеличения преступным делом, строптивец не просто мешал – он им был кость в горле. Мало того, широко известный герой-казак, любимец Дона – он становился им – Троцкому и компании – опасен. И беда прийти не замедлила.
Усмотрев в действиях Миронова неподчинение приказам, Троцкий тут же воспользовался этим, заклеймил его изменником и предателем, который должен быть объявлен вне закона и при обнаружении пристрелен, как бешеная собака. Будённому, издавна питавшему неприязнь (а может быть, и зависть) к славному казаку, удалось осуществить поимку и он тут же вознамерился расстрелять Миронова перед строем, но не успел. Явившийся Троцкий отменил экзекуцию, но для того только, чтобы устроить публичный суд и затем к расстрелу приговорить – что он и поторопился исполнить. На этот раз Миронова спасло, вероятно, вмешательство Ленина, когда на Политбюро обсуждалось дело «преступника».
Но рок уже тяготел над несчастным.
После сражений с Врангелем, в которых снова замечательно проявил себя командарм второй конной армии Миронов, он был награждён высшей для того времени наградой и должен был получить новое назначение. На пути в Москву заехал на свою родину – в станицу Усть-Медведицкую, где станичники бросились к своему знаменитому земляку со своими бедами: устроили сходку, обсуждали станичные дела – Миронов обещал помочь.
А дальше… нашёлся мерзавец, написавший донос. Возвращавшийся в столицу Миронов был арестован, посажен в Бутырскую тюрьму. 30 марта 1921 года он написал письмо с объясненями Калинину. Но оно уже не могло дойти, оно только навредило. Где-то уже было решено поставить точку: всё сделать тихо, без огласки – чтоб концы в воду.
Утром 2-го апреля он был выведен на прогулку в тюремный дворик. Один!.. Через какое-то время раздался выстрел часового с вышки…
15.10
Распространены среди людей увлечения: кто-то предметы старины коллекционирует, кто-то собирает картины, а кто-то марки. Я же со студенческих времён – то есть шестьдесят лет назад – занялся собиранием книг и по сей день ещё не совсем избавился от этой напасти. Результат впечатляющий: в домашней библиотеке моей сейчас насчитывается около тысячи экземпляров книг различного содержания.
Но есть в ней ещё вещи особые, уникальные, вобравшие в себя этакие куски ушедшего времени и даже законсервировавшие целую эпоху российских конца восьмидесятых – начала девяностых годов прошлого века. Это подшивки разнообразных материалов из многих журналов тех лет, всевозможные подборки из которых год за годом накапливал я сам. Бόльшая часть из них была изготовлена в переплётных мастерских, но некоторые я попросту собрал под обложки сам.
Что же в них было сброшюровано?
Это была и в самом деле замечательная эпоха, когда открылись архивы и появилась возможность публиковать многое из того, что раньше было под запретом – острые, животрепещущие темы в прессе шли нарасхват.
Славное это было время. Еще не практиковалась тогда откровенная, пошлая погоня за сенсацией. Зачем? Публикуй правду о событиях прошлого – уже разрешено! – оторвут с руками… Вот почему в то время непросто было подписаться ни на старые, ни на новые журналы, появляющиеся один за другим. Это потом уже явились охотники за «жареным», пошли в ход всякие легенды, досужие выдумки, а то и просто откровенная ложь.
Вот и вышло так, что владею теперь я настоящим сокровищем. Которое у меня под рукой! Которое в любую минуту предъявит то, что мне в данный момент потребуется. Стоит лишь заглянуть в каталог, найти нужную строку – и тут же можешь снять с полки желанную вещь, которую и в руке-то держать приятно. Только и всего. И не избавиться от ощущения, что с тобой сейчас твой надёжный друг, который тебя не обманет – не станет тебе, как в интернете, подсовывать тупые, завлекательные предложения, но предложит тебе именно то, что тебе нужно.
А уж чтобы, скажем, отыскать десяток статей, собранных под одной обложкой (которые все сейчас – вот они, у тебя в руках) – никакие гуглы не способны совершить так феноменально просто.
16.10
Остроглазый Соколов-Микитов оставил очень интересные – не без перца! – наблюдения в дневниковых записях, под многими из которых я, как говорится, мог бы подписаться. Вот, например, строчки, помеченные 1962-м годом:
«Пришвин точно всю жизнь в зеркало смотрится… А вот Чехов – светлая душа, и как любил, жалел людей, хотя и был “колючий”. И ни капельки самообожания, лукавого мудрствования. Чехов в зеркальце не смотрелся…
Чехов умер давно, но как и поныне современен! Какой зоркий глаз, какой точный и чистый язык!»
17.10
Радуюсь я, когда попадается берущее за душу стихотворение.
Стихает свист синиц и коноплянок,
Натруженного дня стихает гуд,
Когда сожжённых солнцем баб с делянок
Домой в прицепе тракторном везут.
Они при комиссарах и буржуях
Всё с той же шелухою на губе.
Гляжу на них…
Когда на них гляжу я,
Мне как-то стыдно думать о себе.
Это написал человек не городской, не по наслышке знающий, что такое труд на земле и сведущий о судьбах самих тружеников – и написал феноменально коротко и пронзительно.
Тут надо добавить, что Николай Зиновьев – поэт поколения, следующего за моим и, можно предположить, не утерявшего ещё многого из того, что знакомо нашему. Словом, это как-то ожидаемо – встретить в этом поколении близкого по духу человека (с оговоркой: кроме тех, кто родился и вырос в мегаполисе).
Но вот выдержка из стихотворения поэта, совсем молодого – Александра Антипова:
Сердце возьми
И фото мои возьми,
Чтобы на фоне
Самых бедовых бедствий
Мы, как сады листвой,
Проросли детьми,
Как горизонт в закат,
Прорастая в детство.
Нам умирать с тобою —
Вообще никак,
Даже когда закружится
Старость вальсом.
