Палаццо Мадамы: Воображаемый музей Ирины Антоновой - Лев Александрович Данилкин

484
Ленин, кстати, очень ценил тип энергичного организатора, к которому относилась ИА: лягушка, которая будет взбивать в кувшине сметану до самой смерти. Будь он знаком с деятельностью Пушкинского (по большому счету являющего собой идеальную реализацию запущенного им проекта) при ИА, он, возможно, воспользовался бы — вместо своей знаменитой «аналогии с почтой» (как образца социалистического хозяйства — организованного по типу государственно-капиталистической монополии) — «аналогией с музеем»: доставшийся народу уже готовым, технически оборудованный механизм общественного хозяйствования, где рабочие избавлены от эксплуатации.
485
https://www.cicero.de/kultur/es-gibt-keine-anspr%C3%BCche-mehr/38200.
486
Фигура отца важна еще тем, что через его посредство ИА связана именно с ленинским поколением революционеров. Для более поздней, сталинской бюрократии революция — это нечто закончившееся, уже-случившееся, событие, оставшееся в историческом прошлом; отсюда — раз общество уже изменилось — другая задача: удерживать власть в отдельно взятой стране, не допускать на этот остров победившей революции внешние силы. ИА же — как, видимо, ее отец — были исключениями: бюрократами, сохранившими веру в проект в его первоначальном виде; ощущавшими себя не только бенефициарами революции, но и ее деятелями, инструментами и проводниками. Исторический социолог Г. Дерлугьян называет наличие этой группы управленцев «военной тайной» большевиков: «…харизматичная бюрократия, соединившая силу государства с идеей прогресса и преодоления старого мира».
487
Антонова И. Диалоги об искусстве. Пятое измерение. — М.: АСТ, 2022.
488
Как вы относитесь к легендам об «энергетическом вампиризме» ИА? — «Ходили же разговоры, что она подпитывалась энергетикой. Я не верила в эти истории, я агностик, пока один человек, очень известный, из самых важных именно в отечественной культуре второй половины ХХ века, просто мне сказал: "Посидите, пожалуйста, я к вам подключился: у меня энергии мало, а у вас выше крыши, я совсем немножко заберу". Ну посидели, чай попили, посмотрели друг другу в глаза. Он сразу ожил. Я думаю, это, наверно, имеет под собой какую-то основу» (З. Трегулова. Личное интервью.).
489
О. Малинковская. Личное интервью.
490
Н. Сиповская. Личное интервью.
491
В. Мишин. Личное интервью.
492
Любимым словом ИА было «куражировать» (обозначавшее нечто среднее между поощрять и заводить-подталкивать-подначивать, провоцировать на смелые активные действия). Примеры словоупотребления: «Я буду счастлива, если в будущем останутся серьезные мастера, которые куражируют и очаровывают»; «Отнести его к числу художников, которые как-то меня куражируют в жизни, очаровывают, к которым хочется возвращаться, не могу»; «Важно куражировать людей бизнеса. Может, наши отечественные деловые круги будут более внимательны к искусству». Собственно, этим она и занималась — в первую очередь в своем Музее, но не только — всюду, докуда могла дотянуться. «Даже за девяносто, — замечает искусствовед К. Коробейникова, — она продолжала скакать в туфлях на каблучках по лестницам не только Пушкинского, но и, например, Лувра, который знала едва ли не наизусть. По театрам и рынкам, что посещала еженедельно. По аэропортам, где была постоянным гостем, потому что до последнего моталась по всему миру, читая лекции и инициируя выставочные проекты на условиях, которых можно "добиться только при личных встречах"… Она не истощала себя бесконечными заботами, а, наоборот, заряжала. Воздух вокруг нее был наэлектризован. Было невозможно не думать или думать о пустом, ничего не делать или заниматься ерундой. Она как будто бы ненавязчиво задавала высокий тон всему происходящему, и было неловко ему не соответствовать». «Она была великим провокатором, — вспоминала А. Познанская (https://www.cultradio.ru/brand/episode/id/62515/episode_id/2474876/.). — Если видела, что человек заводится, то она начинала жать. Психологически все время: расшевелить».
493
В. Мишин. Личное интервью.
494
В. Солкин. Личное интервью.
495
О. Малинковская. Личное интервью.
496
Я. Саркисов. Личное интервью.
497
Этот «вампирический шлейф» ИА проецируется — или даже «бросает странную тень» — и на Пушкинский в целом как на пространство: одновременно парадное, монументальное, патетическое, «жанлуидавидовское», ампирное — и «готическое», наполненное тревогой, наводненное оцепеневшими от ужаса кандидатами наук, скрывающимися за колоннами от встречи с центральной фигурой этого пространства — существом, о котором поговаривают, будто по ночам оно не то с торчащими наружу клыками расхаживает по залам своего Музея и разбивает гипсовые слепки палкой, не то висит головой вниз на втором этаже Итальянского дворика, прилепившись когтями к балюстраде. И если это не просто очередное образовательное учреждение в центре Москвы, но готический замок на вершине холма, отделенный от прочего города магической преградой и репутацией; «другое» место — то многое выглядит совсем иначе. Даже и самые ящики с иконической фотографии 1945 года — той самой, где ИА «принимает Дрезден», — в таком свете, точнее, тьме, тоже кажутся дракулианскими — да точно ли это ящики с «Сикстинской Мадонной»? Не гробы ли это с могильной землей, задекларированные на таможне как материал «для научных экспериментов»?
498
М. Костаки. Личное интервью.
499
Курбе, впрочем, возмущенный «плоскостью» «Олимпии», полагал, что это изначально один и тот же образ: «Это какая-то пиковая дама из колоды карт, отдыхающая после ванны!»
500
Мессерер Б. Указ. соч.
501
Reimer N. Op. cit.
502
Она предпочитала приглушенные, сдержанные, землистые цвета, ничего чересчур контрастного, ничего слишком яркого — как будто не доверяла цвету, больше полагаясь на форму. «Гамма Антоновой» — скорее нечто почти монохромное, что-то от Брака и Пикассо начала десятых годов — коричневый, сизый, жженая кость, натуральная сиена, реже бутылочный зеленый, темно-синий. Иногда — бежевый, грязно-белый, иногда с узором — геометрия или что-то вроде персидских огурцов — но никогда (ну хорошо — очень редко) фуксия, в стиле Меркель, никаких, упаси





