«Ваш Рамзай». Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты». 1922–1930 годы. Книга 1 - Михаил Николаевич Алексеев
Далеко не все сотрудники ОМСа были профессионалами в нелегальной работе, что приводило к регулярным провалам. В повседневной практике Отдела международной связи при переписке и обмене телеграммами использовались коды и шифры. Однако и здесь к этим элементам конспирации нередко относились формально. «Уважаемый товарищ. 1. Ваше письмо от 17/IV и приложенные 256 кило чаю для Леона Асланиди получено…», – писал сотрудник ОМСа, скрывавшийся под псевдонимом «Блиц», заведовавшему отделом «Альбрехту» (Абрамовичу) весной 1926 г. Под «Леоном Асланиди» скрывалось кодовое обозначение Компартии Японии, а «килограмм чая» подразумевал один американский доллар. «Блиц» не удержался от комментариев используемого в переписке кода: «…Надо иметь в виду особенности каждой страны, наприм[ер], ни один черт из Москвы не присылает „чай“ в Асланидию, т. е. такой покупки или заказа никогда не было и не будет».
В августе 1925 г. секретарь Исполкома Коммунистического интернационала молодёжи Виссарион Ломинадзе[43] обратился к секретарю ИККИ Отто Куусинену[44] и председателю Исполкома Коминтерна Г. Е. Зиновьеву с заявлением, в котором подверг резкой критике деятельность как московского аппарата ОМСа, так и его берлинского и венского пунктов. Каплей, переполнившей чашу терпения ответственного работника КИМа, явились злоключения одного из сотрудников Исполкома Коммунистического интернационала молодёжи, который был задержан на пароходе германской полицией и провёл восемь дней в гамбургском участке, поскольку не получил от представителя ОМСа в Берлине А. Л. Абрамова (псевдоним «Миров») нужных документов.
«Т[оварищ] Иоганн, – писал Ломинадзе о другом сотруднике ИККИМ, – арестованный сейчас в Голландии… получил какую-то дрянную бумажонку, которая осложнит его положение, тогда как всё это можно было устроить вполне легально… Со своей стороны я добавлю ещё несколько фактов, – продолжал возмущаться Виссарион Ломинадзе. – Я, уезжая из Берлина в Прагу, получил две явки в Прагу от того же т. Мирова. Обе оказались совершенно фантастическими, и я, конечно, позорно провалился бы в Праге, не возьми я случайно одного частного адреса у частного знакомого…»
Не единичным случаем было выяснение отношений между уполномоченными (представителями) ОМСа и Исполкома Коминтерна за границей. Об этом свидетельствует документ, датированный сентябрём 1927 г. и называвшийся «О взаимоотношениях отделения ОМС с уполномоченными ИККИ». В нём, в частности, говорилось, что отделение ОМСа в Китае «…имеет целью установить связь между ИККИ и Китаем», и оно «…не подчинено уполномоченным ИККИ в Китае, а ответственно за свою работу перед ОМС ИККИ». Более того, любые сношения уполномоченного ИККИ с отделением ОМСа должны производиться исключительно через заведующего ОМСом или его заместителей, финансовые операции – лишь по указанию ОМС ИККИ; то же касалось заказов паспортов, прохождения всей переписки с заграницей. Наконец, все конфликты между уполномоченными ИККИ и отделением, указывалось в документе, должны разрешаться ОМСом.
Очевидно, предложения по финансированию компартий должны были исходить от уполномоченных ИККИ на местах, а никак не от ОМСа, функции которого должны были быть ограничены лишь передачей выделенных средств. Ведь, в конечном счёте, решения о финансировании зарубежных компартий и размерах этого финансирования принимал не Отдел международной связи, а Секретариат (Политсекретариат) ИККИ. Классический пример, когда телега была поставлена перед лошадью. Такой документ мог быть принят исключительно благодаря поддержке И. А. Пятницкого, бывшего заведующего ОМСом и курировавшего в Политсекретариате деятельность Отдела международной связи.
После А. Е. Абрамовича до 1936 г. заведующим Отделом международных связей являлся Александр Лазаревич Абрамов[45], известный в тот период как Абрамов-Миров, перешедший на работу в Разведывательное управление РККА.
С октября 1936 по май 1937 г. Службу связи Секретариата ИККИ[46], так стал называться с 1936 г. ОМС, возглавлял в прошлом один из руководителей военной разведки Борис Николаевич Мельников[47] под фамилией «Мюллер».
Деятельность военной разведки в первой трети XX в. нельзя рассматривать в отрыве от деятельности Исполкома Коммунистического интернационала. Между Разведупром (IV управлением Штаба РККА) и международной организацией коммунистов происходил постоянный обмен информацией и людьми. Сотрудники Исполкома Коминтерна переходили на службу в военную разведку и, наоборот. Подобное явление было довольно распространённым.
Контакты за границей представителей Разведупра и сотрудников ИККИ (особенно, когда в одном городе, в одной стране оказывались старые знакомые и друзья по работе в компартиях и в аппарате Коминтерна) невозможно было исключить, и они представляли собой неизбежное зло, неся в себе перманентную угрозу провала. И в первую очередь для военных разведчиков.
1.2. Усилия, предпринимавшиеся Советским Союзом по созданию в Китае дружественного государства (1922–1924)
Для обеспечения государственных интересов на Дальнем Востоке советские представители настойчиво добивались нормализации советско-китайских отношений, признания РСФСР существовавшим пекинским правительством де-юре. Одновременно развёртывалась военно-политическая деятельность Советского Союза на Юге Китая. По сути, это были два независимых и разнесённых друг от друга по месту процесса. Попытки их объединить были предприняты позднее и, в конце концов, достигли результатов, плодами которых СССР воспользоваться не удалось.
Ситуация в Китае осложнялась отсутствием единого правительства. Де-факто на территории Китая существовало одновременно несколько правительств. Основными являлись центральное Пекинское правительство во главе с Цао Кунем, признанным иностранными державами, Южно-китайское правительство во главе с Сунь Ятсеном (создано осенью 1917 года, а Ятсен провозглашён президентом Южного Китая в 1921 году). Помимо указанных двух существовало самовластие китайских генералов в провинциях, среди которых выделялось правительство Чжан Цзолиня в Маньчжурии (Северный Китай). Характерным являлось то, что каждое правительство поддерживалось различными странами, в том числе государствами Антанты, Японией, США, не исключая СССР, который имел свои интересы в Южном Китае, Маньчжурии.
Начатый ещё в 1920 г. курс на установление дипломатических отношений с центральным правительством предусматривал решение, в том числе и вопросов, относившихся к КВЖД в Северной Маньчжурии.
12 декабря 1921 г. в Пекин для проведения переговоров прибыла советская делегация во главе с А. К. Пайкесом[48] в качестве неофициального посланника. Вместе с тем Пайкесу был гарантирован дипломатический иммунитет и «все способы сношения с Москвой» – использование курьеров и шифровальной переписки. Однако вступить в переговоры с китайской стороной Пайкесу так и не удалось.
12 августа 1922 г. в Пекине появилась новая российская делегация во главе с А. А. Иоффе[49], назначенным «чрезвычайным полномочным представителем РСФСР в Китае». Китайская сторона согласилась принять Иоффе, как и Пайкеса, только «полуофициальным представителем правительства РСФСР в Пекине». Перед делегацией была поставлена задача: добиться установления официальных дипломатических отношений с Китаем, заключить торговый договор и соглашение по Китайско-Восточной железной дороге. Возглавляемая Иоффе миссия (за которой, как и в случае с
