Нечаянные откровения - Борис Иванович Соколов
Касаясь далее этой темы, Кондрашов отмечает, что американцы гордятся всевозможными предметами удобства. Например, в любом супермаркете можно в изобилии увидеть «тончайшие, крепчайшие прозрачные ленты из пластика. Рулончиками длиной по двести или больше футов они уложены в картонные брусы и по одному из краешков бруса пропущена мелкозубая пилочка – о зубчики обрывается лента, ровно столько, сколько вам угодно. Лентой обёртывают чикен-сэндвич – бутерброд с курицей, укладывая его в портфель школьника. Она незаменима для дома, для семьи: банки с соком, тарелки и судки с пищей, ветчину, масло, овощи заворачивают в неё, чтобы дольше хранить в холодильнике.»
Но ведь нынче – и с ещё более усовершенствованными отрыванием с простого рулона и не заворачиванием, а упаковкой – каждый покупатель может без конца пользоваться волшебной пластиковой плёнкой (мешочком) в любом из огромных наших торговых монстров! Не значит ли это, что и мы, как говорится, приехали? В эту самую, пятидесятилетней давности, Америку? И «догнали» её, сделавшись такими же безрассудными, безалаберными потребителями?
28.09
По всей земле выросло целое поколение, с самого детства возраставшее не с приобретением знаний, положенных в основу всякого образования, но больше со всевозможными развлечениями и удовольствиями, которыми весьма богат современный мир. Выросло поколение – в связи с укладом всей своей ещё неоперившейся жизни – малообразованное, вполне равнодушное к истории человечества: к истории народов, религий, культур да порой даже утерявшее веками привычные приметы жизни, чем отличается, например, молодёжь городская. (Тут можно привести близкий нам пример: это о ней с неподражаемым, убийственным крестьянским юмором однажды высказался белорусский президент Лукашенко: «Сегодня, извините меня, долбень женится: он же не может корову от козы или от коня отличить. Он же не может молоток от топора отличить.»)
Этим, не обременённым знанием, поколением легко овладевают химеры. Это оно, новое поколение, очертя голову бросается на улицы под брошенным кем-то лозунгом, особенно не вдаваясь в смысл его и руководствуясь лищь случайным всплеском эмоций. Это оно, привыкшее потреблять и не заморачиваться какими-то там серьёзными мыслями и желающее удовольствий здесь и сейчас, требует устранить всякие препоны, препятствующие её благоденствию.
Из тысячелетней истории человечества очень хорошо известно, что такое есть вообще настроение всякой толпы – действие её всегда ужасны своей бесконтрольностью. Но если толпа к тому же ещё юная, расторможенная – что от неё можно ждать?
В разных точках земли сегодняшние результаты известны: «арабская весна»; украинский майдан; гарны дивчины в Одессе, с хохотком разливающие «коктейль молотова» для сжигания людей живьём; падающие под улюлюканье памятники…
Вот и в России подобных дел уже хватает. Остаётся слабая надежда лишь на те голоса молодых, которые осознают себя, постигают истинные основы бытия. И происходит это в поэзии. Вот что пишет Полина Новикова (о своём поколении):
Не искали других путей и других религий,
Поклонялись богу таблоидов и рекламы.
.....................................................................
Потому что «модно» почти означало «свято».
Мы казались себе на голову выше предков.
.........................................................................
Мы теперь не поём. Мы хотим убежать всей стаей.
Но беда – мы ни в чём не научены разбираться.
..................................................................................
Нам бы просто бежать – и в конце оказаться дома.
О да! Как блудному сыну – одуматься, воротиться домой. Вернуться к себе, вновь обрести себя, утерянного, вернуть в себе настоящее.
Когда ещё есть у нас такие голоса – не всё потеряно.
30.09
И на страницах российской прессы, и во всевозможных дебатах не утихают споры о событиях столетней давности – 1917 года. И о чём спорят? Вот ведь есть у нас удивительный роман «Тихий Дон», который на больной вопрос уже содержит ответ – неопровергаемый и неопровержимый: то, что сотворилось тогда в давно оторвавшихся от народа столицах было глубоко чуждо не только земле Донской, но и всей крестьянской России.
По существу грандиозное полотно Шолохова – это правдивейшая летопись, повествующая об огромном несчастье, которое принесли народу обе революции. И самое удивительное в том, что при воцарении непримиримой советской идеологии и несмотря на дикие нападки со стороны Пролеткульта и прочих врагов автора, – она была обнародована!
3.10
Нечаянно оглянешься назад, в прошлое – и что-то вдруг вспомнится… В нашей юности – что там было?
Вот жил-был весёлый человек, полный молодой радости жить на свете, с распахнутой душой и беспечальной улыбкой встречавший собеседника…
Стόит только в новостях услышать о делах, творящихся на Украине – и память отбрасывает в мои студенческие годы, прошедшие в Николаеве. А за этим неизбежно вспоминается то, что было после.
Мой друг-однокашник по НКИ, русский немец, Виктор Гурский по окончании вуза остался работать в этом городе корабелов, и мы с ним долгое время поддерживали переписку, которая продолжалась и в лихие девяностые и позже, когда он, после смерти жены, уехал с взрослым сыном в Германию, чтобы там – так и не поправив здоровья – умереть на чужбине.
Вспоминается, что тогда – в шестидесятые годы прошлого века – Украина была одной из самых развитых и процветающих республик в СССР. Тогда и в страшном сне не могло присниться, что произойдёт с ней после её отделения.
А пока шли годы. У друга моего всё было, как у многих из нашего поколения: работа по полученной специальности, семья, двое детей. Но вдруг наступили новые времена. Вот что написал он нам об украинских реалиях в декабре 1996 года:
«Алина на пенсии (около 27 долларов в месяц), выходит мало, побаливает. Была и в больнице (этого вы представить не можете: всё – от белья, еды, посуды до лекарств, бинтов и прочего – надо приносить своё).»
Потом год за годом от Виктора я получал такие вот «новости» вроде этой (декабрь 1997): «…вечером (и днём тоже) отключено электричество. Тьма. От этого много чего происходит: например, быстро выходят из строя холодильники и начинается жизнь без холодильников. Или заводы… Работают 2–3 дня в неделю (и то – в неотапливаемых помещениях и на остатках материалов и инструмента), а денег нет, вот их и не дают, а только начисляют.»
На моей памяти в Николаеве работали два крупных судостроительных завода (в своё время на обоих я проходил учебную студенческую практику). На большом заводе им. Носенко (бывшем Марти) ещё с дореволюционных времён действовали два огромных стапеля: один для строительства броненосцев, другой – для линкоров (во второй половине пятидесятых
