Отцы. Письма на заметку - Шон Ашер
Я написал тебе очень длинное письмо. Но мне еще столько всего хочется тебе сказать. Как письму вместить это?
Тебе посчастливилось, как я уже заметил, быть свидетельницей этой великой борьбы за свободу, разворачивающейся в нашей стране. Тебе также посчастливилось, что твоя мамочка очень храбрая, чудесная женщина, и, если вдруг ты столкнешься с сомнениями или неприятностями, лучшей подруги тебе не найти.
Всего доброго, малышка, и да вырастешь ты храбрым солдатом на службе Индии!
Со всей моей любовью и добрыми пожеланиями,
Джавахарлал Неру
16
Я уже напился чаю[25]
Преподаватель ботаники Евгений Яблоков родился в 1887 году в Рязани в семье чиновника, учился в Санкт-Петербурге и в Лионе (Франция), окончил Московский университет. В 1921-м женился на медсестре – девушке, которую знал с детства. Через два года родилась дочь, еще через два – сын. Вскоре Евгений занял должность доцента в педагогическом институте. На январь 1938 года у него была назначена защита кандидатской диссертации. Однако ночью 10 января его арестовали. Сыну Яблокова Юрию позже удалось познакомиться с «делом» отца. «Из обвинительного заключения, – пишет он, – следует, что отец якобы участник к. р. организации (ст. 58–10, 58–11), в чем уличен показаниями других обвиняемых… Виновным себя не признал». Осужденный на восемь лет, он умер от недоедания и болезней в марте 1944 года.
Евгений Яблоков – жене и детям
20 мая 1939 г., 27–28 апреля 1940 г.
Лагерь в Архангельской области
20 мая 1939 года
Письмо жене и детям
Мне хочется, чтобы ты, вы представили себе место моего пребывания с точки зрения его устройства; кругом (вернее «квадратом» – так вырублено) – лес, лес из елей и осин, правда с добавкой берез и сосен; ели не очень старые; а осины – очень толстые, высокие; сосенки – длинные и «худые»… В лесу сыро, много брусники, черники по мху и, говорят, масса малины… Очень много деревьев, их стволов, на земле – покрытых мхом, погибших естественной смертью; есть две-три прямых просеки: одна к шоссе «на перевалку», т. е. к дороге, по которой идут автомобили из Няндомы в Каргополь; другая к деревне и озеру… Перевалка – это пункт перегрузки транспортируемого (вещей и людей) – с автомобилей на повозки с конной тягой; от Няндомы до перевалки, кажется, 24 км; от перевалки до участка – 4 км. Участок расположен в том квадрате лесной вырубки, которая помимо «Зоны» с постройками для заключенных в ней и постройками вне ее для вольных и администрации, включает и сель-хоз участок – т. е. ряд хоз. сооружений: теплицу, парники, овощехранилище, 3 конюшни, ветеринарную лечебницу, кузницу, коровник, свинарник и площадь, подготавливаемую под огород. В лагерях есть так называемая лагерная интеллигенция; это – работающие в конторе, нарядчики, в культ-воспит части, заведующие хоз. учреждениями, медработники и т. д. Они чище одеты, одеваются в «свое»; их жизнь идет легче; основная же масса з/к работает «в производстве» (лесоповал, лесосплав; с. х. работы…), грязнит чаще казенную одежду и целый день бывает на работе. И я познал жизнь рабочего физ труда: 12 час. на производстве; еда до и после работы; отяжелевшись от того и другого страшно хочешь спать; вот и все: т. е. – мускулы, еда и сон; физическая жизнь… потому что если вычесть из 12 часов время на сбор на работу и приход с нее, сбор и процедуру еды, мытья посуды, свой утр и вечерний «туалет», заботу о сушке обуви, на баню, ларек и т. п., то остается так мало времени, что трата его просто на лежание и слушание разговоров или газеты – уже приводит к дефициту для сна; читать, писать, даже дремать – почти некогда из-за утомления. Кроме того, в лагере, и на нашем участке, есть женское население. Во-первых, «мамки»; так здесь зовут молодых женщин, имеющих детей, начиная от грудных младенцев, характерный плач-крик которых слышишь, проходя мимо барака «мамок»; во вторых, есть «дамы» – т. е. женщины, одевающиеся как в городе, в меховые шубы, часто дорогие, и вообще имеющие хорошие костюмы. Кто они в прошлом, я не знаю; знаю, что есть бухгалтера, преподавательницы и т. п. Таким образом, население пункта «около 1 тыс. человек» очень пестро по составу, по работе, по внешности и отчасти производит странное «интеллигентское» впечатление, особенно на «концертах» и т. п. вечерах развлечений, да и просто в столовой! В колониях этого не было; там – одни рабочие, там много «бытовиков», здесь почти одни «политические»; там порядочно так называемых «урков» (т. е. угол. розыск = у-р = «урки»); то народ боевой, дерзкий, веселый, грубый, бранящийся, выпивающий, дерущийся, задающий тон всей жизни в быту колонии. Им действительно пристало «исправтруд» воспитание, т. к. они избегали работы на воле; но они и здесь ее, по возможности, избегают, т. к. наказания не боятся, а средства приобретают воровством, картежной игрой. Вот почему окраска быта здесь, в лагере, – совсем иная, чем в колониях; почему здесь жить легче, здесь много, д[олжно] б[ыть], хороших людей! Я знаю таких по своей бригаде – из колхозников и рабочих или мелких служащих.
* * *
Лагерь в Архангельской области Ночь 27–28 апреля 1940 года Письмо сыну
Мой милый сын, мой Юрий, поздравляю тебя с удачной поездкой – экскурсией! Признаюсь, из твоего описания ее мне, прежде всего, крайне понравилась ее организация. Прекрасный режим, ее план и разумное, хорошее для тебя отступление от них, когда понадобилось отпустить тебя во МХАТ. Как все хорошо. Спасибо тебе, что написал мне и в день отъезда на нее, и по возвращении. Но, надеюсь, этим не исчерпалось ее описание. Ты будешь о ней вспоминать в письмах ко мне, несмотря на то, что новые события жизни будут «лезть вперед»? Скажу, что мне интересно: что вы купили для кружка, зачем и как потом использовали? Какие мысли у тебя были в Планетарии? И, конечно, – в Третьяковке, в музее Изящных искусств? На «Синей птице»? Тебе не трудно все это описать, ведь вы теперь многое вспоминаете между собой. Ах, как мне интересно знать про вашу встречу. Сейчас на меня падают лучи взошедшего солнца; оно – выше занавески на окне; занавеска пестрая, как сарафан. Это есть только в нашей половине барака. Почти все спят – и удобно его описать, разглядывая.
Вот план комнаты… Окон мало, но свет с двух сторон. Чисто; на кроватях белье и
