Чудеса привычки - Салях Кулибай
Приближаясь к мясному отделу, я еще издали услышал знакомые вопросы и ответы. Таслима-апа, по-видимому, уже спросила, отчего спит продавец, и теперь объясняла, чем он занимался ночью. Потом на нее опять села муха. Я снова выслушал все о сквериках, о здоровом сие на рабочем месте, о мухах, общественности и бублике с маком, в который скрутил Фудзияму на этот раз несвежий цыпленок. И чем ближе она подходила к прилавку, тем сильнее ругалась. В заключение Таслима-апа потребовала двух кур с витрины и направилась в следующий отдел.
Я не стал больше слушать, но когда выходил из магазина, до меня донеслось:
— Что это на меня село?
У подъезда дома я столкнулся со своей женой.
— Молодец, Йайгенэ, — сказал я, — Фудзияма — это то, что мне нужно. Сначала артподготовка — потом «дайте с витрины». Непонятно только, отчего на нее постоянно садятся мухи?
Перевод Е. Мальгинова.
ДОМАШНЕЕ СРЕДСТВО
Десять лет я внимательно изучал свою жену и наконец обнаружил одно чрезвычайно интересное обстоятельство. Стоило мне замешкаться на работе, завертеться и прийти домой трезвым, как она совершенно менялась: не ругнется, не крикнет и не заворчит.
За десять лет со мной такое раза три случалось. Другой бы мимо этого факта прошел, но только не я. Я, как ученый, люблю все обдумывать, взвешивать и приходить к выводам.
А ведь чего я только не перепробовал за эти годы, чтобы свою жену развеселить: выпить неоднократно предлагал, в гости звал, друзей к себе приглашал, даже плясал по вечерам перед ней — ничего не помогало. И к врачам звал:
— Пойдем, — говорю, — может, врачи твой недуг дифференцируют и лекарство дадут.
А она ни в какую, только хуже меня костерит, как будто от моих слов осложнение получила.
Мучился я с ней, как Руслан с Людмилой, пока не обнаружил, что сам смогу ее вылечить, без всяких врачей или, как говорят, домашними средствами.
В ноябре, после праздников, когда с похмелья в моей голове шла неуправляемая термоядерная реакция, я взял да на всю квартиру ляпнул: — Все, шабаш, больше пить не буду!
Как гром среди ясного неба грянул: с женой истерика, а у тещи к вечеру ноги отнялись.
Тут я только понял, что самому бросить пить совсем не трудно. Окружающим трудно, потому что им из-за тебя приходится привычки менять и привыкать к новой обстановке. На всех действуешь. Шутка ли, восьмидесятилетнюю тещу свалил. Она как легла в тот день, так больше и не встала. Подкосило ее мое решение. Два дня на меня смотрела и молчала, чего с ней раньше никогда не случалось. На третий день слышу, жене шепчет: — Ты его в больницу сведи… На анализы… Без ножа зарезал, — и умерла.
А я, извините за выражение, упрямый, как осел: и на похоронах не пил, и через неделю, и через месяц. Не пью и все, в рот не беру.
Друзья первое время думали — с горя рехнулся, не приставали. Навещали иногда с бутылками и закусками, но обращались со мной как с психопатом: хлопали по спине, задавали невинные вопросы, шутили, как возле умирающего, и вообще смотрели на меня, будто я без шляпы собрался на Северный полюс.
А что жене моей лучше стало, никто не заметил. Она и разу не ругнулась во время этих визитов и даже суетилась, накрывая на стол.
Гостям становилось плохо только тогда, когда я отодвигал рюмку и говорил, что теперь не пью. Тут все начинали шептаться, переглядываться и ходить на цыпочках, словно у меня начиналось очередное помутнение. Иногда пробовали подступать ко мне со стаканом вина. Я нервничал, не без этого, но стоило мне поглядеть на мою спокойную и такую хорошую жену, как я решительно принимался за ее дальнейшее лечение, то есть, не пил, несмотря ни на что.
А сослуживцы смотрели на меня с подозрением, будто я трамвай за границу угнал. Действительно, чего радоваться, если я все запланированные до конца года собрания и беседы на моральные темы сорвал по личной необъяснимой прихоти. Если б по болезни бросил, можно было бы сказать:
— Во! Допился до ручки, скоро коньки отбросит, — или после беседы: — Поговорили, мол, понял. А так и работы не видно, и примера для других никакого нет. Все давно уже рукой на него махнули, планировать начали, а он пить бросил, без причины, как дурак.
Что мне делать? Нет мне никаких оправданий, а про медицинский эксперимент сказать нельзя, засмеют: — Тоже! Филатов нашелся!
Родственники, тетки в основном, очень тяжело все это перенесли. Раньше вечера у нас просиживали, с женой дружили — все про меня рассказывали, а теперь я сам с ней о чем-нибудь толкую, да так нам интересно, будто клад открыли и рассматриваем его.
Некоторые из них даже злиться стали, пальцем показывать: — Вот, пьянчуга. Теперь не пьет, хвост прижали. Раньше, бывало, на бутылку искал, а теперь с портфельчиком ходит, замаскировался.
В общем, все вокруг стало как-то по-новому, но жена явно на поправку пошла. За месяц я ее и в театр, и в цирк, и в кино сводил, дома кое-что сделал, немного, правда, для начала, чтоб не испугать. Да что там говорить! Своих детей в первый раз как следует разглядел и сосчитал. Оказывается, всякие они у меня есть: и в детском саду, и в первом классе, а еще две нашлись — в третьем классе учатся, двойняшки-второгодницы… со всеми перезнакомился.
На Новый год мы пригласили к себе всех друзей и родственников. Часа два до Нового года сидели, беседовали. Я угощал, жена угощала, песни пели, смеялись до упаду. Я волновался, но каждый раз незаметно отставлял свою рюмку куда-нибудь за бутылку, чтоб глаза мне и гостям не мозолила, и думал:
— Опять, кажется, пронесло! Не заметили, слава аллаху!
И, действительно, все шло как нельзя лучше. Гости выпили, закусили и, казалось, совсем позабыли обо мне.
Жена моя смеялась звонче всех, танцевала и вообще была самой красивой и ласковой, никаких следов болезни, никакой грусти, никакой ругани.
Но вот на экране телевизора появилась пара с бокалами в руках. Тамада Алтынгужин (не дай бог умрет — совершенно некем его заменить) встал и вместо поздравлений сказал такую речь: — Жулик ты, Абугаттар, и не знаешь, что такое приличие и уважение к гостям. Мракобес, который чихает на дружбу и компанию. Равнодушный шакал, который загнал тещу в гроб ради своего спокойствия. Если нас не уважаешь, то хоть бы выпил за здоровье своей прекрасной жены, без
