Жизнь – что простокваша - Антонина Шнайдер-Стремякова

– Где уж мне уж – с твоей арийской кровью! Она так и прёт из тебя! Все вы одним миром мазаны… Ф-фашисты!

– Господи, какая галиматья! Откуда у тебя такие чудовищные мысли? Кто их в тебя вдалбливает? А твои дети, наполовину немцы, – тоже фашисты? Не хочу ересь слушать – устала, – и, оставив его на кухне, отправляюсь спать.

Намучившись за день, быстро засыпаю, так и не почувствовав, когда он лёг. С этого времени перед уходом он обычно докладывает: «Я к старикам», «На совещание», «К Юре в школу». Слова эти измученную душу не успокаивают и за чистую монету я их не принимаю, но они подтверждают, что меня, как жену и мать, всё же признают – пусть даже и теоретически.

Как-то на весенних каникулах мы поехали к родителям. В их небольшой однокомнатной квартире собрался весь «колхоз» – дети и внуки. Изины мальчишки – уже болыпенькие, а мои, Женины, Володи и Вити ползали под столом – больше негде – или играли в жмурки. Прятались в маленькой кухоньке или в узком коридоре за висящими шубами и пальто, заталкивали ноги в валенки и сапоги у порога, – становились невидимками.

Взрослые пели, травили анекдоты, вели свои разговоры – дети были заняты собою. Если очень уж хорошо получались песни, малыши не выдерживали и начинали подпевать.

Наше с Валентином пение звучит слаженно и красиво – задаём тон. Сильный и красивый голос мамы подхватывает, придавая мелодии своеобразный колорит; слабые, но чистые голоса Изы и Эльвиры никогда не фальшивят; басы Володи и Вити украшают. Борис, тонко чувствующий музыку, знает, как песню сделать красивей, но взять ту или иную ноту не всегда может. Не в ладу с нотами голоса папы Лео, Вити Гартмана, Жени и Артура, но, любители попеть, они никогда не молчат и, прислушиваясь к нам, помогают. Из стен маленькой квартиры раздаются романсы на слова Есенина, песни военных лет, «Подмосковные вечера», «Вологда», «Берёзовый сок», «Дрозды», и это далеко не все.

С тёплым чувством в душе отправляемся домой. На Октябрьской площади в ожидании автобуса, чтобы не замёрзнуть, гоняемся друг за другом, прыгаем. Вдруг Валентин перестаёт играть, а дети замечают библиотекаршу Анну Н. с пионервожатой – ехали, как оказалось, с вечера «Для тех, кому за тридцать».

– Пап, ну чего ты? Побегай ещё! – канючит Алёнушка, теребя отца, ставшего враз серьёзным.

– Сами побегайте, – недовольно отмахивается он, глядя на сверкающие в темноте глаза Анны Н.

«Неужели всё же она? Что он в этой старой калоше нашёл?» – с ненавистью думаю я и игриво интересуюсь:

– Откуда это вы так поздно?

– А вот!.. – жеманно отвечает она.

– А дети с кем?

– Уже большие – одни побудут! – раздаётся в темноте её беспечный голос.

«Дочери, наверное, десять; сыну и того меньше. И… не жалко?» – гляжу я на приближающийся автобус. Оставив нас на переднем сиденье, Валентин проталкивается в хвост автобуса, к женщинам. Вот и посёлок. Выходим и на морозе ждём – его нет.

– Валентин, наша остановка, ты где? – без задней мысли кричу я в автобус. Никто не откликается.

– Папа! Мы уже вышли! Выходи скорей! – взволнованно кричит Юра, и шофёр, нажав было на газ, тут же нажимает на тормоз.

Тишина… Дети начинают волноваться, что «папа пропал».

– Папа! Ты где? – хнычет Алёнушка.

– Папа-а!! Вылеза-ай! – изо всех сил властно кричит Юра, и толпа, наконец, приходит в движение.

Из неё вываливается недовольный Валентин. Забыв про волнения, дети убегают вперёд, а я тихо выговариваю:

– Как ты можешь – детей пугать?

Ничего не подозревая, они шумно раздеваются. Я занимаюсь ими, он, словно разъярённый зверь, мечется по квартире.

– Ты… ы… – заикаюсь я, – что – с нею?

– Не твоё дело! – зло бросает он, и я замолкаю.

«Неужели? Сходится всё», – сомневаюсь я.

Нервозный климат становится в конце учебного года невыносимым. Чувствуя надвигающуюся в наших отношениях грозу, лихорадочно думаю, как мне дальше жить с детьми.

– Где это ты вчера была? – иронизирует он как-то. – Куда ходила?

– Никуда. А что?

– Как это «никуда»? Мне так и сказали: «Красавицу твою вчера видели!»

– Интересно, кто это меня в красавицы записал? Лестно вообще-то! А тебе такая аттестация жены оскорбительна?

– В том-то и дело – ты только и хочешь, чтоб тобою любовались! Всё не налюбуешься: «Ах, ах, какая красавица!»

– Такая ненависть у тебя с самого начала была или как? Как же ты её маскировал?

Прозвучавшие, как стон, слова чуть отрезвляют его:

– Тогда почему в домашней одежде в магазин не ходишь? Другие ходят!

– Не приучена, родители так делали, – продолжаю я заниматься делами.

– Ну да, арийская кровь… Как же, как же! Фашисты – они же исключительные!

– Прекрати меня оскорблять! Или уходи!

– И уйду – к некрасивой. Думаешь, на тебе клин сошёлся? – ухмыляется он и, будто получив желаемое, выходит, громко хлопнув дверью.

Ошеломлённая, стою посреди комнаты и вспоминаю, как в магазине, мало отличаясь от бомжихи, в грязном платье с неприбранной головой появилась однажды Анна Н. Мы с продавщицей виновато улыбнулись. «Пьяная – бывает», – сказала та, глядя, как, ничего не покупая, она переходила от прилавка к прилавку. «Такую? Не может быть!» – и я отправилась в ванную комнату.

«Нужен огород, детям витамины», – принимаю я решение и наутро интересуюсь у Жени, можно ли загородить рядом с их участком немного земли. Она недоумевает:

– Вам это нужно? У родителей Валентина большой огород – в любое время можете брать, что хотите и сколько хотите.

– Зачем от них зависеть, Женя? Я не могу там всегда работать, Валентин – тоже. Не хочу, чтоб попрекали: брать, мол, берём, а как работать – так в кусты. На своём участке, когда смогу, тогда и поработаю, да и детей к труду приучить будет легче! Никто не скажет: туда не ходи, там не становись.

– Ну да, – соглашается она, – свободная земля есть, можно загородить. А Валентин почему не поможет?

– На работе всё…

Юра, Женин Саша и трёхлетняя Алёнушка играючи помогают выносить с участка мусор, ищут прутики, чтобы наметить границы. Вот только два больших камня сдвинуть никак не удаётся. На наше счастье, подходит Женин Виктор. Вшестером напрягаемся и выкатываем глыбы. Дети радостно прыгают:

– Это мы! Это мы!

– Без вас, конечно… Особенно без Алёнушки. Она, как мышка, без которой не смогли вытащить репку! – смеётся Виктор.

Он приносит лопату, копает, я сею лук-батун, укроп и редис, дети находят консервные банки. Используя их вместо леек, поливают, и вечером мы устало засыпаем. Наутро они опять тянут меня на участок.

– Папа приедет, а у нас