Куриный бульон для души. Приготовь свое счастье. 101 история о том, как добавить красок в свою жизнь - Эми Ньюмарк
Я и сам толком не мог ответить себе на эти вопросы, но точно знал, что не хочу, чтобы такое повторилось. Мои отношения с братом были разрушены, будто пазл, кусочки которого разлетелись по полу. Пришло время собрать его заново.
Теперь мы снова стали близки. Пусть я не могу съездить домой, чтобы повидать своего брата, мы по-прежнему остаемся семьей.
Я проглотил свою гордость. Я сделал это. Пять лет – это слишком много.
В конце концов, он мой брат.
Майкл Т. Смит
Ты простишь меня на небесах
Вы знаете, что действительно любите кого-то, когда не можете ненавидеть его за то, что он разбил вам сердце…
Автор неизвестен
У моего старшего брата Пола была очень непростая жизнь. В детстве мы часто переезжали с места на место – отчасти потому, что родители постоянно пытались избавить его от того, что они называли «негативным фактором». После пятнадцати переездов они неохотно признали, что настоящим «негативным фактором» являлся сам Пол. Если он не мог найти проблем, то создавал их сам.
Некоторые неприятности были весьма серьезными. Как, например, в тот день, когда Пол пришел домой с руками, измазанными сажей, и сказал родителям, что это всего лишь грязь. Позже в местной газете мы прочитали о загадочном пожаре, который произошел на соседней улице, на заднем дворе заброшенного дома. Из школы постоянно поступали сообщения о драках и нарушении дисциплины, а сам Пол щеголял синяками – один фингал у него под глазом всегда был свежим, а другой уже желтел.
Надо ли говорить, что родители уделяли Полу намного больше внимания, чем мне, из-за его плохого поведения?
В детстве мы с братом много играли вместе, но став старше, он начал употреблять алкоголь и резко изменился. Брат, которого я знал и который всегда защищал меня от хулиганов, теперь жестоко издевался надо мной. В то время я еще не понимал, что с ним происходит.
Многие люди не считают алкоголь проблемой, но в случае с моим братом это было абсолютной правдой. Помню, как однажды я катался на скейтборде с друзьями и один из них спросил: «Это не твой брат?» Я увидел Пола на другой стороне улицы – он скакал по тротуару и пел. Он явно был пьян. Потом Пол тоже увидел меня и подошел. Все, что он говорил, не имело никакого смысла. Я был в ужасе. Передо мной как будто стоял другой человек. Он был моим братом, но одновременно перестал быть им.
В конце концов Пол начал дебоширить, за что провел в тюрьме в общей сложности восемь лет за драку, нанесение тяжких телесных повреждений и ограбление аптеки. Во время ареста ему прострелили ногу – офицер был либо плохим стрелком, либо слишком великодушным человеком.
Меня тоже нельзя было назвать идеальным, но я все же избегал вредных привычек – главным образом потому, что видел, во что превратилась жизнь Пола.
Однажды вечером на парковке возле супермаркета я услышал за спиной знакомый голос. Обернувшись, я увидел, как Пол выпрашивает мелочь у пожилого мужчины. Как это часто случается, он стал попрошайничать, пытаясь раздобыть денег. Единственное, что его тогда спасло, – это поддержка моих родителей. Они позволили ему жить с ними, опасаясь, что в противном случае он просто умрет на улице. Когда Пол наконец съехал, они еще много лет платили за его квартиру. Однако все было напрасно – Пол умер от сильной интоксикации в возрасте тридцати семи лет. Это был грандиозный финал его жизни, полной несчастий и страданий.
С годами я все больше обижался на своего брата. За издевательства, которые я выносил в детстве, и за весь тот ужас, который я испытывал в подростковом возрасте, когда мы с родителями навещали Пола в тюрьме. Он словно тащил нас за собой в свой темный мир. Каждая мамина слеза подогревала мой гнев. Единственное, что удерживало меня от полного разрыва с ним, – это память о человеке, который играл со мной, утешал меня и с которым у меня было одинаковое чувство юмора.
На самом деле, наша способность смеяться вместе была нашей последней связью – даже в самые трудные годы мы нередко хохотали до упаду. Пол был моим единственным братом, и я всегда стремился к общению с ним.
Став старше, я проводил несчетное количество часов, пытаясь найти нужные слова, чтобы увести его с пагубного пути. Он обнимал меня и благодарил, но не менялся. В последний год его жизни я совсем перестал с ним разговаривать. Мне было больно бросать его, но в отчаянии я решил попробовать «жесткую любовь» – для разнообразия. Ведь все остальное я уже испробовал.
Когда Пол умер, я почувствовал себя ужасно по двум причинам. Во-первых, я так и не смог простить ему ту боль, которую он причинил моим родителям и мне, а во-вторых, не смог простить себя за то, что не был рядом с ним до конца. Мысль о том, что то, что я бросил его, только усиливала мой гнев. В течение нескольких месяцев после его смерти я хоронил свое горе под ненавистью. А когда оно наконец улеглось, стал молиться за душу Пола и просить у него прощения, хотя надежды, что он хоть как-то меня услышит, не было никакой.
В тюрьме Пол пришел к Богу. Он никому не говорил об этом – я узнал обо всем из дневника, найденного в квартире брата после его смерти. На одной странице он написал: «Я не могу выиграть эту борьбу. Я кладу все у подножия старого изрезанного креста», а на другой признался, что чувствует вину за то, что не был для меня лучшим братом. Он закончил этот отрывок словами: «Несмотря на все это, я люблю Марка и знаю, что он тоже любит меня». Я вырвал эту страницу и ношу ее в своем бумажнике по сей день, хотя прошло уже целых пятнадцать лет.
Остальной дневник я отнес на могилу Пола и сжег страницу за страницей, надеясь, что дым, поднимаясь к небу, дойдет до него, и молясь, чтобы он отпустил наконец всю пережитую боль.
Я всегда представлял себе небеса как место, где наши переполненные болью тела спадают, будто изношенная одежда, где печаль смывается и где мы прощаем других и себя за все ошибки. Ведь не может такого быть, чтобы мы брали с собой туда все наши земные слабости, иначе небеса были бы так




