Головастик из инкубатора. Когда-то я дал слово пацана: рассказать всю правду о детском доме - Олег Андреевич Сукаченко

Встречались в интернате, конечно, и другие типажи, но не они определяли погоду в нашем, довольно специфическом заведении. В любом случае, среди детдомовцев всегда надо было держать ухо востро и быть настороже, чтобы тебя элементарно не сожрали, или, как у нас говорили, не пустили на фарш. А вообще я нашим педагогам не завидовал – сложно, почти невозможно было наставить столь неблагонадежный и взрывоопасный контингент на путь истинный, прочистить ребятам мозги. Да и как ты их прочистишь, когда почти любой детдомовец – это всадник без головы?!

Уже сейчас, с высоты своего опыта я понимаю, что самое главное в воспитании подростка – неважно какого: детдомовского ли, домашнего – научить его говорить «нет». Потому что, не имея еще собственного я, не умея отстаивать свои убеждения (по причине их отсутствия) он, зачастую, стремится быть, как все. И в таком бессознательном, как бы обезьянничающем состоянии весьма податлив чужому влиянию. Не секрет, что подростков очень легко сбить в стаю, подбить на какое-нибудь плохое дело. Тем более, что это плохое гораздо притягательнее хорошего. По крайней мере, в том возрасте, когда мы еще имеем силы и желание грешить.

Странные вещи порой случаются в жизни. Иногда вроде и благополучная семья у ребенка – как говорится: живи и радуйся! Родители с него буквально пылинки сдувают, изо всех сил стараясь дать своему ненаглядному отпрыску максимально разностороннее образование. Оградить его от дурного влияния. Привить хорошие манеры.

Как вдруг, внезапно из какой-нибудь ближайшей подворотни выползает местный хулиган, больше похожий на гадкого пиздарванца, который полностью завладевает мыслями и помыслами выращенного в теплице школяра, и в мгновение ока сбивает положительного во всех отношениях соплежуя с праведного пути. Подбивает, так сказать, на кривую дорожку. Не успевают обеспокоенные предки и рта открыть, как вся их, с таким трудом выстроенная педагогическая система, летит в тартарары! Ведь дурной пример, как это было уже неоднократно мною подмечено, необычайно заразителен!

И вот уже вчерашний отличник и призер математических олимпиад, еще недавно исправно посещавший занятия на скрипке, начинает вместо музыкального инструмента играть на нервах у окружающих. Ну, а дальше, по всепобеждающему закону подлости, в его жизни появляются алкоголь, наркотики и другие, крайне неприятные признаки грядущего морального разложения. Хотя, казалось бы, ничто не предвещало подобного развития событий…

А может быть, ну его к черту, это пустое морализаторство? Толку от него все равно никакого. Сколько раз нам было говорено – не думайте плохого, не делайте худого! Сколько прекрасных, на первый взгляд, советов нами было получено! Но разве хоть кто-то, хоть как-то к ним прислушался? Кого и когда, спрашиваю я вас, останавливали чужие предупреждения?!

Пока сам граблями по лбу не получишь и шишек на своей бестолковке не набьешь – ничего не поймешь и ничему не научишься! У нас же раздолбай на разгильдяе сидит и обалдуем погоняет! И в этом тоже заключается великая сермяжная правда жизни. Ведь прекрасное – это не что иное, как обратная сторона безобразного. Одного без другого не бывает. Как бы мы узнали, что такое хорошо, если бы не понимали, что такое плохо?..

Глава 51

Я шагал напролом, никогда я не слыл недотрогой

Из песни «Если я заболею», на слова Ярослава Смелякова

Однажды старшие, которые никогда не уставали, придумывая для салаг все новые и новые формы издевательства, решили подготовить нас к службе в армии. Ну, как подготовить? Физически и морально мы уже давно привыкли к распространенной в советской армии дедовщине. В этом смысле нас удивить было сложно – мы подвергались побоям практически ежедневно.

Что же касается спортивной подготовки, то и здесь детдомовцы могли бы легко конкурировать с представителями каких-нибудь армейских спортивных рот – спорт в интернате был очень популярен и, соответственно, весьма неплохо развит. Единственное, что, по мнению старшаков, мы еще не научились делать вполне зачетно – это одеваться и раздеваться за 45 секунд, как требуют того армейские нормативы. На этом и решено было сконцентрировать наше внимание.

Помню, как пьяный Грушин вваливается ночью к нам в палату – свет резко бьет по глазам. «Рота, подъем!» – кричит еле стоящий на ногах Петя. В руках у него секундомер и бутылка водки. Ему, вероятно, кажется, что он сейчас где-нибудь в армейской казарме, гоняет бесправных «духов». Мы вскакиваем и начинаем, страшно путаясь в одежде, лихорадочно натягивать ее на себя. Грушин, периодически отхлебывая из бутылки, пялится осоловевшими глазами в секундомер. «Не уложились вовремя!» – радостно вопит он, предвкушая хороший мордобой.

«Рота, отбой!». Мы срываем с себя штаны и рубашки, не забывая аккуратно складывать их на стульях – брошенная как попало одежда, увеличивает шансы любого из салаг обзавестись добротным фингалом. Грушина сильно штормит, как будто он уже не в палате, и даже не в казарме, а на корабельной палубе, уходящей у него из-под ног. Но Петя продолжает мучить нас своими невразумительными (поскольку язык его к тому времени уже не слушается) приказами: «Рвота, пойдем!», «Рвота, ходьбой!», «Рвота пойдем!», «Рвота, ходьбой!».

Честно сказать, я уже так заебался одеваться и раздеваться, что с удовольствием бы вырубил Грушина его же бутылкой по голове, но это чревато для меня самыми ужасными последствиями, а потому мне приходится, скрежеща зубами от ярости, выполнять команды пьяного в драбадан упыря! Наконец, этот кретин и сам запарился изображать из себя командира. Кроме того, он уже окончательно «уговорил» бутылку и чувствует в себе силы поспать.

Но прежде, чем убраться к себе в палату, Грушин снова выстраивает нас в одну шеренгу и начинает ровнять ее кулаком, обрушивая свою грязную пятерню на наши лица. Впрочем, удары у него на сей раз не очень сильные. Он слишком много выпил, чтобы нанести нам в таком разобранном состоянии существенный вред.

В какой-то момент ребятам даже приходится поднимать дебила, потому что он промахивается мимо чьей-то рожи и с грохотом падает на пол, после чего начинает блевать прямо нам под ноги! Я смотрю на Грушина, как на кусок дерьма и от омерзения еще долго не могу успокоиться. Даже уже лежа в кровати, я чувствую, как меня всего трясет от негодования!

Нет, ну надо же быть таким феерическим ублюдком! И это поганое, вечно пьяное чмо мы должны бояться?! С какой вообще стати?! Но за Грушей огромной, безмозглой толпой стоят все старшаки, готовые