Город звериного стиля - Ольга Сергеевна Апреликова

Не может быть.

Он мелкий, худой, он мельче взрослых. А они тут пролезли.

Спокойно. Не желая ни о чем думать, Мур стал вспоминать какую-то дурацкую клубную песенку: «У альпиниста век недолог… И потому так сладок он… Но чем же хуже спелеолог… Он тоже слышит крючьев звон…» Нету у них с Галькой никаких крючьев. Холодно-то как… Не визжать, не пугать Гальку. Сползти чуть вниз, благо рюкзак тянет… Ах да, там в песне тоже ведь «Рюкзак титаново-чугунный… Моток веревки на руке…» И веревки нету. Мур соскользнул еще ниже, высвободил наконец руку и, ободрав тыльную сторону об шершавую стенку, просунул руку вверх. Нашарил какой-то выступ пальцами, чуть подтянулся.

Вдруг стало светлее, и Галька звонко сказала сверху:

– Мурчисон, я вылезла!

– Молодец, умница!

Золото девчонка. Сильная. Отважный человечек. «Не доверяйте деве юной… Бить шлямбура в известняке…» И шлямбуров нету. Ничего нету. Девы юной тоже нет, потому что Галька не дева никакая, а чудовище. Чудь белоглазая. Нет, это что-то в голове путается. Галька – это камешек. Дите камня. Какой камешек? Белый опал. Или турмалин чистой воды. А что там дальше в песне, он забыл. И не важно. Под пальцы попадались зацепистые уступчики, вроде стало свободней, и Мур все быстрее попер вверх. Наконец голова высунулась в свободу – мрак и свежий-свежий, сладкий воздух. Очень холодный. Значит, приток воздуха снаружи. Куда это их занесло? Он вылез, вытащил рюкзак и с наслаждением отвязал его наконец. Жуть как холодно, и он вытащил из рюкзака куртку, надел. Галька безмолвно, как статуя, стояла рядом. А свет где?

Света не было. Или был? Мрак не был полным, он угадывал глазами – вот камень, вот Галька… Какой огромный грот… Ветер гуляет. Но нигде ничего не светило. Почему он тогда видит? Ну, почти видит?

Мур вытащил телефон, посветил вокруг: глыбовая осыпь конусом, как под «органной трубой», уходит к потолку; грот обвальный, глыбы горой к своду, как замок… Похож на тот, где они сидели в Заповедке. А вот и дыра в своде. То есть свет оттуда. Намек на свет – ночь ведь. Просто глаза к темноте привыкли, иначе бы не увидел.

И никого. И никакой новой норы или щели в заиндевевшей стенке. Только та нора, под ногами, откуда они вылезли, и немного в стороне сползает в щель ледяной натек – превращающийся внизу в целую ледяную стенку с белоглазой девкой внутри.

– Куда же они ушли? Ну эти, со светом?

– Я не знаю, – Галька прислонилась к стене. – Я никого не видела. И спать хочу. Все, Мурчисон, не могу я больше.

– Ну что ты, – Мур подошел, обнял ее, прижал к себе. – Ты же герой. Держись. Спать нельзя, замерзнешь.

Галька судорожно вздохнула и прислонилась к нему:

– Холодно.

Вверху в случайном луче телефона мелькнуло что-то крохотное, легкое, белое. Мур посветил – из дыры в своде падала снежинка. За ней – еще одна. Он включил, наплевав на экономию, фонарик – резануло светом по глазам. Снежинки, да. Падают. Вон поверху конуса обломков белое, пушистое, да. Он бросил рюкзак, прислонил Гальку к стене, чтобы не свалилась, и скорей – на самом деле долго и неуклюже – взобрался на осыпь, посветил вверх – снежинки. Белые. Падают по «органной трубе», ведущей к поверхности. Там дыра наружу. А за край дыры вылезает что-то черное, мохнатое… Помстилось? Только снег. Падает. Труба в породе метра три диаметром, гладкая, сужается кверху. Палки какие-то повыше застряли, сор, комья земли. Корни свисают. Но вроде и небо виднеется, снежное. Самим не вылезти. Даже не допрыгнуть до нижнего края. Но не может же быть, что им тут…

Мур посмотрел на экран телефона: зарядки двадцать процентов. Время какое-то дикое, восемь тридцать пять… Уже утра, что ли? И… И есть связь. Одна палочка.

Глава 5

Рыбка большая и маленькая

1

Мур трясущимися руками скинул деду точку геолокации. И успел еще дозвониться и крикнуть, что сидят на дне провала под понором на поверхность, видят небо. Но телефон тут же пиликнул, мол, прости, брат, и выключился. Мур даже не понял, услышал ли его дед. Стало тихо и жутко. И дико холодно. Галька присела у стены на корточки и не шевелилась. Надо растормошить. А как, если сил нет? Надо согреваться. Он отыскал рюкзак, положил на камень побольше и поровнее, сел, втащил вялую Гальку к себе на колени. Потом додумался расстегнуть куртки, прижал ее, костлявую, к себе, укутал. В самом деле постепенно стало теплее. Галька была как в полусне, Мур пристроил ее головой себе на плечо под куртку и велел:

– Не спи. Пока они еще доберутся. Терпи, не спи. Нам уже повезло, мы почти вылезли. Нас не завалило. Ты такая молодец, ты герой. Все хорошо уже, нам только дождаться. Не спи, замерзнешь.

Он стал с силой растирать ей ледяные лапы, кое-как отогрел, велел сунуть под мышки. Ничего, они молодые, у них горячая кровь, они не замерзнут.

Когда же приедут спасатели? Или кто? Мур слышал, что тут есть одно капитальное противоречие: спелеологи умеют работать в пещере, но по закону не имеют права спасать людей. Спасатели имеют право спасать, но не умеют работать в более-менее серьезной пещере. Ну и для Ледяной как экскурсионного предприятия факт, что двое подростков так запросто смылись с экскурсионного маршрута в Заповедку и всю ночь там ползали – это здоровенная неприятность. Эпик фэйл. Наверное, просто скроют. Деду, который попросил за Мура, тоже неприятности…

– Так не бывает, – Галька вдруг подняла голову, выпроставшись из куртки, и с недоумением спросила: – Это мне все снится? Вся эта Подземля – это на самом деле?

– Да. Осталось дождаться. Все хорошо уже. Не смей спать, – и Мур стал растирать ей плечи и спину под курткой. Одни углы и суставы. Анатомию можно изучать. Зато сам чуть согрелся. – Ты храбрая. Таких девчонок и на свете нет, настолько ты храбрая.

– Страшно. Вот оно все как посыплется сверху… Как завалит… И будет как могила…

– Перестань. Смотри сама, тут чего могло посыпаться, уже упало. – На самом деле свод мог в любой миг порушиться сверху хоть песком, хоть кусками породы. Но Гальке не надо об этом знать. – Знаешь что? Где-то на Урале есть пещера Медео, заполненная реликтовым льдом. Старым-старым, аж со времен динозавров, наверно. Он вообще не тает. Представь себе подземные залы, где вместо пола – черный лед. Здорово?

– Здорово, – неуверенно согласилась Галька.

– И мы с тобой туда поедем, вот я узнаю только, куда ехать. Возьмем с собой коньки. И покатаемся. Покатаемся ведь?

– А мне нельзя больше кататься.

– Почему это? Нога зажила?

– Зажила… Болит только.

– Скоро перестанет. Катайся себе. Можно ведь и для себя кататься, не для медалек.

Галька долго молчала, потом выпрямилась и сурово спросила:

– Мурчисон, пойдешь со мной на каток?

– Пойду. Покатаемся.

Галька вздохнула и снова съежилась. Сказала:

– У тебя сердце стучит так громко.

– Это чтобы тебе спать не давать, – Мур маленько смутился. Еще никто в жизни не слушал, как у него стучит сердце. – Не спи. Повторяй в уме, как делать четверной тулуп.

– Ты шутишь? Я только еще разок его чисто прыгнула…

– Вот и повторяй. И внутренний аксель тоже.

– Ты что, в теме?

– Катался в детстве.

– А Долька даже аксель от лутца не отличает, – равнодушно, с отболевшей обидой сказала Галька. – И папа с мамой тоже.

– Аксель – реберный, лутц – зубцовый, – язык еле ворочался, но он готов был обсуждать сложность любого прыжка, придумывать любые каскады, лишь бы им не заснуть. Ноги, кстати, онемели уже от холода, будто долго катался в слишком туго затянутых ботинках. Захотелось услышать, как цокает конек по льду. – Вам просто надо вместе с Долькой покататься. Тогда она все поймет.

У Гальки родители уже с ума сошли, наверно. Им-то как объяснить, что ребенок оказался в пещере? Неизвестно, сколько ждать помощи. Воскресенье… Пока дед дозвонится, пока администрация что-то решит… Спасателей даже не будут вызывать, своими, наверное, силами станут справляться. Позовут знакомых