Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2 - Александр Дмитриевич Григорьев
 
                
                «Уш ты ой еси, моё чадо да чадо милоё!
30. Ты не езди бы, чадо, да во чисто полё!..»
Говорыт ему ноньце да молода жона,
Уш на имя Настасья доцька Викулисьна:
«Уш вой[121] еси, Добрынюшка Микитиц млад!»
А-й говорыт ему матушка родимая:
35. «Я не дам тибе, Добрыня, да бласловленьица
Уш ехать-то тибе да во чисто полё,
Веть тут останицсе молода жона,
Пропадёт твоя головушка не за денёшку,
А твоя веть жона буде не вдова, да веть не мужняя!»
40. Говорыт-де Добрыня да таково слово:
«Как пройдёт тому тры года то времецько,
А тогда ты пойди хош за князя, хош за боярина,
Хош за руського могуцёго за богатыря,
А-й за купьця ли ноньце за богатого;
45. Не ходи ты веть за Олёшеньку за Поповица:
А-й веть мне-ка Олёшенька названой брат!»
А-й веть тут-то плачот молода жона,
А-й возрыдаёт его родима да веть матушка.
Да сряжалса Добрыня да во чисто полё;
50. Говорыла ему матушка родимая:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млад!
А-й как поедёш бы ты ноньце да во чисто полё,
А-й уш выедёш ты веть всё на шо́ломя
А-й на то жа на шоломя на окатисто;
55. Да пригреёт тибя соньцё да соньцё красноё,
Да веть захоцыцьсе Добрынюшки покупатисе;
Не купайсе ты ноньце, да чадо милоё, —
А-й как погибнёт твоя-де да буйна голова!»
Да пошол-де Добрыня да на конюшын двор,
60. А-й да седлал де уздал коня доброго,
А-й потстегивал двенатцать потпруг шолковых,
Да тринатцату тенул церес степь да лошадиную,
Он ступал-де во стремена булатныя.
А не видели поески да богатырскою;
65. Только видели бы: в поле курева стоит,
Курева-де стоит да дым столбом валит.
Он выежжал-де на шоломя на окатисто;
Да пригрело его ноньце да красно солнышко,
Прыпекла его луна да всё подсолнышна*;
70. Захотелосе Добрынюшки покупатисе.
Он скинывал-де платьице да богатырскоё,
Отпоясывал от сибя бы шолкоф пояс веть,
А-й скинывал бы он шолкову рубашоцьку,
Уш стал-де Добрынюшка купатисе;
75. Говорыл он коню да коню доброму:
«Уш ты вой еси, конь да лошать добрая!
А-й нажывай сибе добра хозяина!..»
А на первую струю бродил — да милёхонько[122].
Уш перва-та струя была заманьцива;
80. Втора-де та струя была отманьцива*;
Уш третья струя была зла, относлива —
Отнесла-де Добрыню да на синё морё.
А унесло бы его нонице да на синё морё,
Принесло его ко горы да Саворскою,
85. Он выходил-де да на при[с]красён веть,
На прикрасён крут бережок.
А-й вылетала змея-де да семиглавая,
Уш хочот-де Добрынюшку спалить, зглонуть.
А на то был Добрынюшка ухватцивой,
90. Он отсек у ей цетыре да равно хобота.
Опускаласе змея да на сыру землю,
Говорыла веть Добрыни да таково слово:
«Уш ты ой еси, Добрынюшка Микитиць млат!
А-й есь у мня ноньце малы деточки,
95. Ишше свито у мня да вито гнездышко,
А не мало, не велико — да на девети дубах».
Уш тут бы Добрынюшка говарывал.
Говорыла-де змея да семиглавая:
Веть пройдёт бы у мня ноньце да веть три года —
100. Не зажывить мне будёт тры хобота!»
Отделялса веть Добрынюшка от сырой земли
А на ето же на вито, на гнездышко.
Он поил бы, кормил бы малых детоцёк,
Сохранял он от бури да всё от падёры[123],
105. Тут-то Добрынюшка поил-кормил.
Тому времецьку да проходило веть,
Да прошло-де времецьку да равно три года;
Уш пил бы, ел да фсё Добрынюшка,
Уш што бы ему было ноньце надобно.
110. Надлетала его змея да семиглавая;
Зажывила она веть скоро да тры хобота;
А хотела веть Добрыню жэгци́-спалить.
Говорыли бы уш ноньце да малы детоцьки:
«Ты маменька наша да фсё родимая!
115. Не ворош ты Добрынюшку Микитица:
Сохранял бы он нас да от ветра сильнёго,
От той жа погодушки синёморскою».
Говорыт-то Добрыня да таково слово:
«Уш ты вой еси, ты, змея-де да семиглавая!
120. Ты снеси-тко миня бы да на святую Русь,
Уш вынеси ты на матушку сыру землю!»
Говорила тут змея да семиглавая:
«А-й ты вяжись-ко в опутинки шолковыя
Да вяжись крепко-накрепко!»
125. Да вязалса Добрынюшка крепко-накрепко,
Понесла его змея-де да семиглавая.
Уш пал-то Добрыня ноньце в о́морок.
Да несла она его по воздуху
Выше лесу-ту, лесу дремучего,
130. Ниже оболока ноньче да фсё ходечего;
Выносила его на матушку сыру землю
Да на то жа на шоломя на окатисто.
А-й да Добрынюшка скорёхонько ставал же веть
Да ставал-де он змеи веть семиглавою.
135. А роспутывал опутинки шолковыя,
Он скорэнько веть скакал да на резвы ноги
Да простилса с змеёй да семиглавою.
Говорыл-де Добрыня да таково слово:
«А теперица погибла да буйна голова:
140. Я не исправил-то матушкина бласловленьица!..»
Он крыцял-то, зычал да крепким голосом:
«Уш ты конь, ты мой конь, да лошать добрая!
Уш ты ес<ть> ли да во чистом поле?»
А-й услышыл бы конь, да лошать добрая,
145. А бежыт-то бы конь да ис чиста поля.
Прыбегал-то бы конь, да лошадь добрая,
Веть падал веть коничок на коленочки:
«Я слуга-та, слуга да слуга верная,
Слуга верная бы я да неизменная:
150. Я ходил бы три годы да во чистом поле,
Да не мог я нажыть да добра хозяина».
А-й надевал-то Добрынюшка платьё цветноё
Ис того же сидёлышка чыркальского
Да уздал-де, седлал да коня доброго,
155. Надевал бы он латы да богаты(р)ския,
Надевал да бы на сибя да фсё кунью шубу,
На головушку бы надевал шапоцьку-курчавочку
(А не дорога, не до<ё>шова —
 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	 
        
	
 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	 
    
	





