Папа ищет работу - Валентина Анатольевна Филиппенко
Я пыталась представить, как может выглядеть завод по производству облаков. Получалось что-то похожее на замок с высокими башнями, откуда вылетали облака, и при этом там много больших колёс, механизмов, пара, стука, панелей управления и людей в белых халатах… Пусть папа будет парикмахером!
Он звонил настойчиво, но трубку никто не брал. Набрав номер три раза, папа дал телефону передохнуть. Потом начался дождь.
Гроза била в разные углы неба, словно мальчишки во дворе целились то в один, то в другой угол футбольных ворот, а папа сел за фортепиано и застучал по клавишам, как будто крупные капли дождя стучат по подоконнику. Музыка вырвалась наружу, облетела квартиру и приземлилась на кухне возле телефона. Пора.
Теперь на звонок папы ответили. Извинились, что не брали трубку раньше: готовили дождь.
«Приходите», — очень воздушно пропели в ответ на рассказ о сшитом папой галстуке для выступлений и прыжке с парапланом.
И папа пришёл.
Мама делает папе стрижку
Если честно, я ждала, что после собеседования папа придёт домой с шаром сахарной ваты или перистой подушкой для тренировки: по-другому я не могла представить облако, которое можно подстричь. Но он вернулся с брошюркой, которая поместилась в карман его куртки. Это оказалась инструкция по использованию монтажного крана.
«Я буду поднимать сам себя в кабинке крана и большими садовыми ножницами подстригать вихры облаков», — сиял, как солнце, папа.
Работа ему явно нравилась.
Теперь по утрам мы вместе выбегали на улицу: папа снова стал быстро выпивать кашу и закусывать её кофе, а мама — ласково целовать его в лысину и закрывать за нами дверь. Наступал дождливый ноябрь — и работы у папы было много! Он ходил на работе в халате, завод облаков не был похож на замок — это была скорее огромная кухня школьной столовой. В больших-больших кастрюлях варились, перед вентиляторами сушились, в холодильниках замораживались облака. Их надували газовыми баллонами, расчёсывали огромными щётками и подстригали, стоя на стремянках или монтажных кранах. Как-то раз папа принёс домой локон грозовой тучи, и я целый вечер просидела на подоконнике, наблюдая, как маленькое облако поливает алоэ. Вначале оно было серым, потом — белым, а после совсем растаяло.
Папа сильно уставал и совсем не отдыхал. Он перестал играть на фортепиано и иногда, только зайдя домой, тут же засыпал в кресле. В один из таких вечеров мама аккуратно подстригла его, ставшего совсем лохматым. Папа даже не заметил перемены, когда проснулся.
Но его новую стрижку оценили на работе! Директор завода облаков похвалил папину чистую лысину и аккуратные, ровные облака волос у висков. И попросил привести на завод мастера, сотворившего эту красоту. А дальше случилось то, что никто толком не может объяснить. Папу уволили, а маму пригласили работать на завод облаков на его место. Мне трудно рассказывать, как ругались родители, как были оба расстроены и рассержены. Мама разбила три папиных любимых кружки для какао, папа — флакон французских духов, четыре вазочки и часы с кукушкой, которые ему давно не нравились.
Помирились они только через неделю, когда папа наконец простил маму. Он перестал дуться, как туча, отказываться от еды и по ночам играть на фортепиано какую-то грустную, пугающую музыку, похожую то ли на ураган, то ли на шторм, то ли на очередь к стоматологу.
Мама тоже простила папу и с его разрешения надела белый халат, положила в карман ножницы и отправилась на работу на завод облаков. «Мы договорились на полставки, — радостно сообщила вечером мама. — Я смогу всё так же готовить вам завтрак и ходить в магазин, но буду успевать подровнять виски и уложить чёлку паре очень серьёзных туч».
«А я — снова искать работу», — ответил папа.
Папа побеждает хандру
Мне кажется, это будет очень короткая глава, потому что целую неделю, о которой я хочу сейчас написать, мне пришлось болеть.
Болела я не простудой, не воспалением лёгких и даже не кишечной палочкой. Я хандрила.
Хандра — это такой вирус, которым можно заразиться (если рядом сидит одноклассник-бука, например) или который появляется в теле сам собой, будто тараканы или двоюродные сёстры, которых никто не звал в гости. Ещё полчаса назад над тобой светило солнце или летал самолётик, но сейчас ты вздыхаешь, хлюпаешь носом и думаешь, о чём грустит сосед (и не стоит ли тебе об этом грустить?) или… не из-за тебя ли идёт дождь?
Когда папа перестал стричь облака, а мама, наоборот, пошла на работу, я стала сама ходить на занятия танцами. Всё началось в воскресенье, по дороге домой после важной репетиции: было уже по-зимнему темно, сыро и немного грустно. Падали листья, гудели светящиеся изнутри машины. Я мечтала о булочке с сахаром, которую мама всегда покупала мне после занятий. Пекарня по пути домой приветливо посигналила мне вывеской, но продавщица, тётя Таня, которая хорошо знала нас с мамой, как-то сразу расстроилась, увидев меня в дверях.
«А булочки… закончились», — растерянно сказала она.
Не оказалось моих любимых сахарных булок и в соседнем продуктовом магазине, и в булочной на углу. Домой я пришла уже в слезах: ничего не могло вернуть моё хорошее настроение.
Грустилось по любому поводу мне неделю. Реветь в подушку каждый вечер было непросто, но остановиться — совсем невозможно. К выходным всё стало так плохо, что в субботу я не пошла в цирк с одноклассниками. Папа померил мне температуру, попросил показать язык,
поднять руки к ушам,
свести глаза к кончику носа и назвать своё имя,
назвать его имя задом наперёд (это было непросто! Йидакра!),
замычать,
закукарекать,
улыбнуться (я не смогла)
и рассказать ему, как прошёл день.
Выслушав мои вой и мычание, он поставил диагноз: я расхандрилась.
Запомните! И расскажите об этом друзьям и даже ребятам в очереди в туалет: сперва хандру лечат не мультиками и даже не мороженым. Её нужно найти в теле, заобнимать и напоить лимонадом (летом) или какао (зимой). И когда хандра согреется, выпьет графин лимонада или кастрюлю какао, станет совсем не хандрой даже, а чем-то тёплым и уютным внутри вас, похожим на шарф или плед,
