Зимняя смерть в пионерском галстуке. Предыстория - Эльвира Владимировна Смелик
– И куда он делся? – дрогнувшим голосом поинтересовалась Ралина Хакимова.
– Исчез, – ответил Павел. – Просто взял и исчез. Забили тревогу, заявили куда нужно, вызвали милицию, опять поехали назад. Обыскали и лес и реку, даже с водолазами, но никаких следов не нашли. Совсем никаких. Тогда расспросили местных жителей ближайшей деревни, и те рассказали, что в тот самый вечер, когда в лагере должен был состояться прощальный костер, закрывающий смену, над рекой поднялся белый туман, наполз и накрыл берег. И такой густой, какого отродясь не видели. Люди сидели в домах, не высовывая носа, а туман продержался целую ночь, только утром рассеялся. Лес, холмы, река – всё на месте. И деревня на месте. А лагеря будто отродясь не существовало.
Павел замолчал. Лада незаметно поежилась. Не испугалась, а просто ощутила себя неуютно и едва не вздрогнула, когда в тишине неожиданно прозвучало:
– А страшно-то когда будет?
Таня Каширина пренебрежительно фыркнула.
– Пока только сказочки какие-то, – поддержал ее Бармута.
– Подождите, не всё сразу, – невозмутимо откликнулся Павел. – А еще в деревне рассказали, что туман был не просто очень густым, но и очень странным. Будто живым. Что, если приглядеться, в нем можно было различить серые размытые силуэты движущихся людей. Они шли и шли мимо и пели. Тягуче, заунывно. То ли помогая себе идти, то ли зазывая сидящих по домам жителей. Сначала вроде бы голоса были только взрослые, а затем к ним присоединились и детские. И так до самого утра. Потом еще местные вспомнили, что старожилы поговаривали, будто такое уже случалось. Только в предыдущий раз пропала деревня с людьми, со скотом, с церковью и тоже во время сильного тумана с реки. Правда, в их россказни мало кто поверил. – Павел дернул бровью, посмотрел на Бармуту. – Тоже посчитали за бабкины сказки. Хотя, куда делся лагерь, так и не смогли объяснить. А через год вниз по течению возвели плотину, река разлилась, часть территории затопило, получилось водохранилище. А еще позже на его берегу моторный завод устроил вот эту самую базу отдыха. И как раз когда ее строили, нашли буквы З и Р, которые когда-то висели на воротах лагеря. В память о пропавших их решили оставить, а базу назвали «Речные зори».
Лада ощутила, как немного спало возникшее в зале напряжение, перевела дыхание, хотела оглядеться по сторонам, проверяя, что с ребятами, но Павел снова заговорил. И она опять замерла, словно завороженная, вместе с остальными, внимательно слушая его.
– Но и это еще не всё. И хотя больше ничего не исчезало, ходят слухи, будто в туманные дни здесь можно услышать звуки горна, бой барабанов и детские голоса. И не только услышать, но и повстречать ребят из пропавшего лагеря. Выглядят они почти как живые, только лица слишком бледные, изможденные и как будто застывшие. Ну и одеты, как на торжественную линейку, в пионерскую форму и красный галстук. Заметив людей, дети сами подходят, заговаривают, просят помочь или зовут в гости. А тех, кто соглашается, приводят к лагерю. С названием «Заря». И вроде опять ничего страшного, но тот, кто заходит в его ворота, выйти назад уже не может. Так там и остается, а для всех остальных пропадает навсегда.
На последних фразах Павел перешел на шелестящий шепот, так что его рассказ не оборвался внезапно, а постепенно утих, как будто растаял или растворился в тумане.
У Лады по рукам пробежали мурашки. И пусть опять не сказать что испугалась, но жутковато стало.
Сидящая перед ней Майя Бессмертнова передернула плечами, словно стряхивая морок или невидимую паутину, повернула голову, глянула на расположившегося неподалеку Илью Храмова. Он тоже повернулся к ней. Будто сработал тайный выключатель, общий на двоих, заставил одновременно совершить сходное объединяющее движение, связал воедино.
Пристроившаяся под боком у Лады Полина не шевелилась, будто окаменела.
– Поля, ты как? – тихонечко спросила у нее вожатая.
Та чуть запрокинула голову, посмотрела широко распахнутыми ярко поблескивавшими глазами, отражавшими огоньки новогодней елки, заверила:
– Хорошо.
Остальные тоже потихоньку зашевелились, начали шептаться, обсуждая услышанное.
– А туман ведь только летом бывает? – уточнил шестиклассник Владик Снегирев.
– А ты чё, боишься, что эти, из лагеря, сюда заявятся? – моментально выдал Сарафанов, хохотнул с показательной бравадой. – За тобой, что ли?
– Ничего я не боюсь! – обиженно вскинулся Владик, оправдался: – Просто интересно.
– Зимой бывает метель и снегопад, – насмешливо-назидательно выдала Таня Каширина, развернулась в сторону окна. – Целый день уже валит и не прекращается. И тоже ни фига ничего не видно.
– Но снегопад же это другое, – заметила Юля Рымова, хотя в ее словах было намного больше надежды, чем уверенности.
И тут, словно услышав ее и подключившись к разговору, раздался осторожный, чуть дребезжащий стук в оконное стекло. С той стороны. Снаружи. Из снегопада, плотной, непроглядной завесой накрывшего мир. Совсем как туман.
Глава 7
Юля тихонько ахнула, и не одна, прижимавшаяся к Ладиному боку Полина едва ощутимо вздрогнула. Да если честно, у Лады и самой сердце на мгновение замерло, ушло в пятки.
– Это кто? – дрожащим голосом прошептала Ралина Хакимова.
– Ветер, наверное, – предположил Руслан Юнирович, но как-то не слишком убедительно.
– Или дядя Юсуф, – торопливо добавила Лада, пытаясь успокоить не только ребят, но и себя, потому что сами собой перед мысленным взором нарисовались пионеры из пропавшего лагеря, именно такие, какими их описал Павел: с бледными, изможденными лицами, в парадной форме, еще и дрожащие от холода.
– А зачем ему стучать? Входная же дверь не заперта, – заметил Владик.
– Не заперта? – пискнула Юля испуганно, и, конечно, все без труда догадались, о чем она подумала, а в ветер и Юсуфа никто не поверил.
Лада обхватила Полину за плечи, чтобы аккуратно отодвинуть, подняться, сказать уверенно и громко: «Так! Спокойно! Сейчас разберемся». Но тут в стекло опять постучали все так же осторожно и тихо, потом в просвете между шторами мелькнула серая тень, показалась на пару мгновений и исчезла. А еще спустя пару секунд раздалось шкрябанье, уже более настойчивое, и не в окно, а в дверь зала, будто кто-то пытался ее открыть, но не знал как, поэтому неумело выцарапывал из проема, затем глухой стон и тоненький, жалобно всхлипывающий голосок:
– Пустите.
А сразу следом опять стук в
