Вселенная нелюдей - Влад Райбер
– Так это и был человек, – сказал я. – Да и я тоже лысый, подумаешь.
– Нет, у тебя есть волосы, просто редкие… А он был совсем лысый. К тому же у него были огромные глаза и маленькие-маленькие зрачки. Я сразу понял, что это монстр[83].
Я подробно расспрашивал сына, чтобы понять, не пытается ли он меня обмануть? Спрашивал: «Как он был одет?», Макс отвечал: «Во что-то серое». Спрашивал: «Ну и что он тебе сказал?», Макс отвечал: «Ничего. Он даже не двигался. Я взял мяч и убежал». Чувствовалось, что ему не хотелось об этом разговаривать. И я поверил, что в лесу он увидел кого-то страшного. Не монстра, конечно. По берегу ходят всякие…
Я уговорил сына задержаться и полюбоваться тем, как алый закат окрасит речной сток. Макс наблюдал это без удовольствия, просто ждал, когда сядет солнце. Я не помнил, когда он в последний раз так рвался домой…
Мне хотелось вернуть себе репутацию внимательного отца, а тут, как назло, поручили срочный проект и опять сидел за чертежами. Но мой сын больше не жаловался на это. Я выкроил время и предложил сыграть во что-нибудь на двоих. Макс ответил: «Давай потом!» И чем он был так занят? Казалось, сидел просто так.
– Тебе больше не одиноко? – поинтересовался я.
– Вообще-то у меня появился друг, так что всё нормально, – Макс посмотрел мне за спину, словно там кто-то стоял.
Я поймал его взгляд и невольно обернулся на пустую стену.
– Помнишь, я говорил про… человека в лесу? – сын не посмел повторить слово «монстр», словно боялся, что кто-то услышит и обидится. – Он оказался хорошим парнем. И ему нравится наш дом.
– Но ты же мне описывал какого-то урода, – напомнил я.
– Блин… ну да, он стрёмный, – признал Макс. – Но ничего плохого мне не сделал.
Я задумался: а мой сын не слишком взрослый, чтобы выдумывать себе друзей? Ведь ему не четыре года и не шесть, а все одиннадцать. Но я не стал критиковать его игру. Подумал, может, таким способом он пытается привлечь моё внимание, поэтому решил, что обязательно поговорю на эту тему с каким-нибудь специалистом.
Макс вёл себя нормально, значит, причин для беспокойства пока не было. Я лишь иногда задавал вопросы:
– Как зовут твоего нового друга?
– Не знаю, он не разговаривает, – ответил Макс. – Но я понимаю его без слов.
– А почему я его не вижу?
– Он умеет быстро перемещаться и всегда стоит там, куда ты не смотришь.
Сын говорил это без детской театральности, и его слова начинали меня беспокоить.
– И зачем он тебе нужен?
– Его вид может напугать. Неплохо иметь такого друга, чтобы спастись от врагов.
Я заподозрил проблемы в школе и спросил, достаёт ли его кто-нибудь. Макс ответил, что есть один мерзкий одноклассник, который многим портит жизнь.
– Почему ты раньше не сказал? – удивился я.
– Татьяна Викторовна говорила, что жаловаться не по-мужски, мы должны сами разбираться с обидчиками, – ответил сын.
Я так и закипел. Ничего не изменилось. Культура замалчивания по-прежнему работает. Мне вспомнились школьные годы. У нас тоже было правило: нет хуже того, кто жалуется взрослым. И всякие придурки с радостью этим пользовались. Одного парня постоянно доставали. Пока учителя не видели, выкидывали его портфель из окна, отвешивали пинки и подзатыльники. И он терпел травлю, потому что «стучать» на поведение особо мерзких сверстников – стыдно. И я в это верил… Ох, как они были довольны этим!
Выдуманные друзья моего сына теперь казались мне не такой серьёзной проблемой, как его настоящие враги. Я собирался зайти в школу, поговорить с классной руководительницей. Выделил для этого целый день в среду. Но внезапно она меня опередила! Учительница Макса позвонила мне во вторник после обеда, сказала, что в классе будет родительское собрание.
– У нас с одним мальчиком случилось несчастье, – сказал робкий голос в трубке. – Он погиб не в школе. Дома. Мы хотим рассказать, как нужно объяснить это детям.
Я пообещал прийти. Макс уже был дома и слышал этот телефонный разговор, он заговорил холодным тоном:
– Тебе не надо мне это рассказывать. Я уже всё знаю. Олег умер. Я даже знаю, как он умер. Ночью он вырвал себе глаза и раздавил их в кулаках. Его нашли таким в кровати.
– Господи! Разве люди от этого умирают? – не поверил я.
Сын медленно приподнял и опустил плечи, а затем сказал тем же тоном:
– У него получилось.
– Откуда ты это знаешь? – я всё ещё не верил, что такое могло произойти.
– Мамка Олега приходила сегодня в школу и рассказала обо всём. Она думает, что это мы виноваты… Хотя это он портил нам жизнь! – со злобой сказал Макс.
– Это тот самый Олег, который тебя доставал? – догадался я.
– Да, – кивнул Макс. – Я вчера сказал об этом своему другу. Наверное, это он хотел меня защитить, поэтому заставил Олега так сделать.
– Защитить? – я не понимал, как мой сын может быть таким циником, да ещё и приплетать сюда свои фантазии. – С твоим одноклассником случилось ужасное, а ты так спокойно об этом говоришь?
– Папа, он издевался над всеми, и ему это нравилось! – вскрикнул сын. – Ему было интересно только избить кого-нибудь и довести до слёз. Я должен притворяться, что мне его жалко? Мне не жалко! Таким, как он, лучше сдохнуть.
– Не нам решать, кому жить, а кому нет, – сказал я и сам почувствовал, что немного лукавлю.
Был у нас в школе один такой – Женя Цокоров… Бил кого послабее, наслаждался их страданиями, так и сиял от счастья, когда кто-то плакал. Скоро после окончания школы я услышал, что он разбился на мотоцикле. Что я тогда подумал? «Туда ему и дорога!» И сейчас, годы спустя, ни капли сожаления о том, что с ним случилось…
Но эти истории про выдуманного друга уже набили оскомину. Я не откладывая нашёл детского психолога с хорошими отзывами. Лицо этого мужчины внушало доверие, и у него как раз было «окошко». Я отвёз к нему Макса и час сидел на диване у стойки администратора. Когда они закончили, психолог сказал, что мой сын адекватен и понимает, что его «друг» ненастоящий, просто выдумал себе того, кому может рассказывать обо всех переживаниях. Но надо поработать с мальчиком, ведь он не доверяет никому из взрослых, даже мне… Я попросил записать нас на следующую неделю.
Пока мы ехали домой, Макс не произнёс ни слова за всю поездку. Он полностью закрылся в себе. Меня
