Аромат - Поль Ришардо
– Я болен, Элиас. И на этот раз серьезно.
– Ну что теперь? Седьмой раз за год? На одиннадцатый я буду знать, что скоро Рождество.
– Очень смешно. Не считая усталости и мигрени, у меня жутко болит горло и совершенно заложен нос. Кстати, я очень не советую тебе с твоей ароматерапией подхватывать нечто подобное, клянусь, я не способен различить ни единого запаха.
– Успокойся, в этом плане мне уже волноваться не о чем. Держи свои сосалки.
Элиас вывернул рюкзак на постель. Лекарства вывалились на одеяло, и Адам горячо поблагодарил соседа. Он был доволен, что Элиас вернулся, хотя ему и показалось, что тот переменился. «Ты напоминаешь мне эмо двухтысячных годов. Тех самых, что путали Скайблоги[58] со своими личными дневниками», – заявил он Элиасу в первое же утро. Адам даже подумывал организовать в квартире супервечеринку в честь возвращения Элиаса, дабы попытаться разогнать его мрачные мысли. К несчастью, вместо этого он тяжко расхворался.
Во входную дверь позвонили. Элиас присел на краешек постели.
– Ты не откроешь? – спросил Адам, приподнимаясь.
– Лень.
– Перегибаешь, дружище.
Одним прыжком он соскочил с кровати и устремился к двери. Как есть больной при последнем издыхании, подумалось Элиасу. Через несколько секунд сосед вернулся в спальню; за ним шла Клодина. Элиас вытаращил глаза. Первая его мысль была из самых черных.
– С Аленом все в порядке?
37
За столиком кафе в центре Мана Клодина дула на чашечку горячего шоколада. Сидящий напротив Элиас вертел свой жетон, пропуская его поочередно между всеми пальцами. Через какое-то время он приостановился и спросил:
– Почему он не попытался со мной связаться? Я уже две недели звоню то вам, то в филиал. И каждый день прохожу мимо нашей лаборатории в надежде, что она окажется открыта.
– Мне очень жаль, Элиас. Мы только вчера вечером вернулись из Гара. Ему требовался отдых. И что греха таить, мы были уверены, что ты продолжаешь свою стажировку в центре. Я приехала, как только обнаружила твои звонки.
Элиас не запротестовал, когда Клодина накрыла его руку своей ладонью. Глаза у него затуманились, дыхание стало прерывистым, губы задрожали. Внутренние барьеры подались и пошли трещинами, не пощадив и летаргию. Слеза, которую он до сих пор удерживал, воспользовалась дрожанием нижнего века и вырвалась на волю. Мгновенно пойманная рукавом Элиаса, она быстро завершила свое капельное существование. Смерть скосила ее прямо на щеке, в самом начале жизненного пути. Элиас никогда не плакал на людях. Каким бы странным это ни представлялось при его гиперэмоциональности, избыточного проявления чувств он стеснялся. Стоило за соседним столом в ресторане грянуть веселому «с днем рождения», как юношу одолевала глубокая неловкость.
– Они выбросили меня, как ненужную тряпку. На самом деле все было решено еще до моего приезда, мне не оставили ни единого шанса. А ведь я был на уровне. Даю слово, Клодина. Я сам себя превзошел. И никакой признательности.
– Они повели себя недостойно.
– И знаешь, что самое поганое? Стоило бы им свистнуть, и я бы тотчас прибежал обратно. И вот это пугает меня больше всего. Они издеваются надо мной, а я готов подставить другую щеку. Я так хотел стать частью истории «Фрагранции». И я мечтаю об этом по-прежнему, даже после того, как они со мной обошлись.
Клодина крепко сжала его руку в своей:
– Я понимаю. Мне знаком еще один в точности такой же.
В утешение она предложила поехать повидать Алена. Элиас не раздумывая согласился. Сама перспектива этой встречи уже ослабила его внутреннее напряжение. В машине, которую вела к своему дому Клодина, на губах бывшего ассистента Фиссона впервые после возвращения из Фонтенбло заиграла улыбка.
Сразу после Руйона, коммуны, которая с 1962 года показывала постоянный демографический рост, позволивший населению совершить скачок от 674 жителей аж к 2297, они свернули на дорогу Ла-Круа-Жоржет. Вдали, за чередой деревьев, высоко в небо поднимался столб дыма. Клодина нахмурилась и вдавила педаль газа. Она вообще водила ужасно быстро. Куда быстрее, чем ее муж, хотя тот и славился своей рискованной ездой. По мере того как они приближались к месту назначения, сомнения рассеивались: густое черное облако действительно исходило из владений Фиссонов. Клодина совершила немыслимое, умудрившись вновь прибавить скорость. Элиас, которого болтало во все стороны, успевал разве что судорожно следить за поворотами и чувствовал себя вторым пилотом на ралли. Только без шлема и планшета.
– Я ни в коем случае не должна была оставлять его одного, – прошипела Клодина.
В раздражении она ударила по рулю. Если и существовали в мире слова, которые Элиас категорически не желал бы услышать, то звучали они именно так. Его тревога утроилась. Когда в конце дороги показался дом, оба поняли, что дым поднимается от крыши. Еще несколько десятков секунд, и шины заскрипели по гравию двора. Клодина сорвалась с водительского сиденья и бросилась в дом. Прежде чем вылезти из машины, Элиас озаботился тем, чтобы выключить мотор, после чего осторожно поднялся по ступеням в дом. Увидь он хоть одну горящую балку, без колебаний повернул бы обратно. Поездки в Шартр ему вполне хватило.
Но дом вовсе не пребывал во власти огня. Там витал только легкий запах горелого, и Элиас, хоть и предпочел бы аромат традиционного лимонного пирога Алена, почувствовал облегчение. Зато он немедленно заметил отсутствие вещиц, которые раньше составляли все богатое убранство комнат. Он дошел до гостиной и остановился у высоких, от пола до потолка, окон, выходящих в сад. Снаружи Клодина, сложив ладони рупором, орала на Алена, который развел огромный костер. Облаченный в халат и резиновые сапоги, он брал из большой кучи самые разные предметы и охапками бросал их в языки пламени выше его на три головы. Ну а эти чревоугодники с каждой новой порцией подпитки знай себе распухали от удовольствия. Благодарность они выражали с шумом воздуходувки.
Ален жег свои коллекции. Все до единой. Клодина пыталась его вразумить, но тщетно.
Элиас тоже спустился в сад и пошел к пироману. Густой дым застилал солнце, и, несмотря на красные отсветы углей, рядом с наставником было темно. Воздух загустел от эманаций горелого пластика. Это было шершаво, липуче и колюче. Едкий запах, словно выплевывающий ругательства в лица тех, кто его чувствовал. В тот момент, когда Элиас наконец до него добрался, Ален схватил пук старых ружей, стреляющих флешеттами[59].
