Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс
– Тогда пойдем вместе? – говорю я Лемми, кивая в сторону трейлера.
Лемми смотрит в ту сторону, и я вижу, как крутятся колеса в его голове: если Фил ответит, скажет что-нибудь типа «Привет, Лем», то… это будет кое-что значить, пусть и самую кроху, разве нет? И на глазах учительницы?
Но я говорю:
– Мне все равно. Ты говоришь, это небезопасно. Он может выстрелить через дверь, ему без разницы – что в человека, что в горизонт?
– Директор… – говорит Лемми, он подходит ко мне, находит какое-то видео на своем телефоне.
Я вижу Харрисона, который уходит от меня всего несколько минут назад. В руке у него по-прежнему две кружки, а мир – хоть гори огнем.
«Да, ну и что с того?» – вроде бы должна спросить я.
И вообще, кто он такой.
И словно иначе и быть не могло, я неожиданно вспоминаю, как я в первый раз увидела директора Химбри в «Крике» и как в это мгновение именно он промывал мозги выпускному классу. Но все это вскоре перебьет «Факультет».
Но я не могу начать мыслить таким образом. Я теперь не в центре событий, я здесь, на самом краю, провожу зачистку. Я строго второплановая фигура, в лучшем случае выжившая в прошлом раунде, ко мне приходят за советом члены нынешнего пула жертв. Мое назначение всегда было играть роль Рэнди, Кассандры, Клир, но никогда Сидни, Лори или Нэнси. И как бы я ни почитала Рипли в ее святилище, никогда не стану ею.
Может быть, Стоукли? Я думаю, что могла бы быть Стоукли. Она жива, я хочу сказать. Я типа посвящена теперь в эти дела. Я нередко воображаю себя Гэвином из «Непристойного поведения» с его шумным и красноречивым неприятием всех каст и клик в средней школе, но дела у него не всегда идут хорошо, доказывая, что внутри брони у него нет.
– Всего тридцать секунд, – говорю я Лемми.
Он разглядывает трейлер Фила, наверное, секунд двадцать, наконец кивает, словно отвечает на какой-то зов долга.
Лемми идет, обходя стиральные машины и брошенные за негодностью «Тойоты», Лемми ведет дрон впереди нас. Дрон падает в поисках воздуха, чуть не касаясь высокой травы, потом взмывает вверх на своих полных ярости маленьких винтах, повисает над нами.
– На всякий случай, – говорит он.
Крыльца у трейлера нет, поэтому ручка двери высоко над моей головой.
Я стучу в нижнюю часть двери и отхожу в сторону. Лемми следует моему примеру.
Когда становится ясно, что на мой стук не ответят, он подходит к двери и стучит выше и сильнее.
– Священная Ворона! – раздается его гулкий голос, сотрясая трейлер на его спущенных покрышках.
Мы слышим шаги по сгнившему полу.
Ничего.
– Прежде он звался просто Фил, – говорю я, скрипя зубами.
– Он ведь индеец, да? – говорит мне в ответ со всей деликатностью Лемми. – Я хочу сказать – коренной американец.
Я не удостаиваю его ответа, просто стучу еще раз и с такой силой, что чувствую боль в костяшках пальцев.
– Он забрал то, что было у него припасено, и бежал? – говорю я, поворачиваясь лицом к озеру, фиксируя, насколько продвинулся пожар.
Но Лемми не смотрит на меня. Он… смотрит на свой телефон?
– Что? – говорю я.
Он наклоняет телефон так, чтобы я могла видеть то, что видит дрон в окно: жилую комнату Фила.
– Похоже, это тебе не конфитюр. – В моем голосе явно слышится поражение, не могу не подумать я.
На белом занавесе за диваном следы крови.
– Нужно позвонить Баннеру, – говорю я, доставая свой телефон. – Шерифу нужно позвонить, вот кому – шерифу.
Но мой телефон разрядился, на аэроглиссере, ремонт которого толком еще не закончился, не было розетки.
Лемми убирает с экрана картинку с камеры дрона, протягивает телефон мне, на экране уже кнопки набора номера. Я с умным видом набираю код региона и первые три цифры, которые у всех нас общие, а потом…
– Серьезно? – спрашивает Лемми, отмечая мой явный провал с набором.
– Обычно я просто набираю его имя, – говорю я, словно оправдываясь. – Я никогда…
– Номеров теперь никто не запоминает, – говорит Лемми с явным недовольством, будто взрослый здесь он, а не я.
– Впрочем, там у него, вероятно, и сигнала нет, – говорю я, наклоняя голову в сторону Терра-Новы… пожара.
Лемми пожимает плечами, но не так, как если бы он сомневался в моих словах, а как человек, осознающий бесполезность правоты одного из нас. Здесь. Этот парень куда как старше своих лет.
– Идем, – говорит он и, не дожидаясь меня, широкими шагами направляется к северной части трейлера. – Здесь, – говорит он и ботинком отводит обтекатель в сторону. Он не прикручен болтами, он каким-то образом подвешен на подшипниках, как москитная дверь перед откатной стеклянной дверью.
– Это что еще за чертовщина? – не могу не спросить я.
– Он говорит, что наркодилеры и индейцы всегда должны иметь путь к отступлению.
– И у нас он есть?
– У вас нет?
Лемми включает фонарик на телефоне.
– Никакой заразы не вижу, – говорит он и оборачивается, словно пропуская меня вперед. На этот счет у меня нет другого ответа, кроме улыбки. Он понимает меня без слов, снова пожимает плечами (как будто это его привычный жест, но при его размерах это логично, поскольку не может же он жить, наводя страх на пугливых смертных одним своим видом) и идет в этот квадрат темноты.
Я отрицательно качаю головой – я, мол, не пойду следом за ним, я не настолько глупа. Но он мой ученик, а я его учитель, верно, мистер Холмс? Ведь вы же были со мной в тот день, когда Лета стала предъявлять мне претензии в связи с моим отцом, верно?
Меньшее, что я могу сделать, – это пойти следом за ним.
Мне легче, потому что размером я с половину Лемми, но и труднее, потому что, ныряя под трейлер, я ощущаю гнилостный запах лосиной шкуры и чувствую, как стены наезжают на меня, чтобы удушить, утопить, наполнить мой рот, нос и уши извивающимися личинками.
Я вскрикиваю и резко и бездумно выпрямляюсь, ударившись головой снизу о пол Фила. Это спальня – здесь, вероятно, спали он и моя мать, так обычно спланированы трейлерные дома.
– Училка? – окликает меня Лемми, освещая путь моему позору фонариком своего телефона.
