Аромат - Поль Ришардо
Он приехал на место около одиннадцати утра и сразу влился в когорту черных седанов, этой непременной принадлежности ольфакторов. Предъявив пропуск охранникам, он припарковался и присоединился к группе, беседующей перед залом собраний. Почти ни одного знакомого лица. Последний представитель первого поколения – не считая самой Корнелии, разумеется, – он в глазах тех немногих, кто его узнал, пребывал в почетном статусе старейшины. Обычно в этом помещении проходили коллоквиумы и всякие конференции для сотрудников, а то и для пациентов. Ален с трудом припомнил дату предыдущей чрезвычайной генеральной ассамблеи с обязательным присутствием всех ольфакторов. Год примерно десятый? Или еще раньше?
Перебросившись парой слов кое с кем из коллег, Ален понял, что никто из них тоже не догадывался, зачем их всех сегодня собрали. Когда ольфактор из Клермон-Феррана поделился своим удивлением по поводу строительных работ на краю имения, несколько присутствующих заявили, что «Фрагранция» наверняка планирует расширение. Эта гипотеза пришлась клермонцу по душе. Он не стал скрывать от собратьев, что питает амбициозную надежду приобрести более широкую известность. Ален не одобрял подобных стремлений. Досконально изучив «Фрагранцию» в ее зачаточном состоянии, он твердо знал, что возросшая популярность не принесет компании ничего, кроме лишних проблем. Своим выживанием она была обязана исключительно секретности, которая и позволяла ей держаться подальше от большого мира с его полчищами любопытных ищеек. Прошлое центра делало его явно непригодным для громкой славы. Но ольфакторы нового поколения этого абсолютно не понимали – и тому пример уроженец Клермон-Феррана. Такие хотели большего. Им всегда и всего было мало.
Ален ненадолго вышел из здания и поискал взглядом Элиаса. Не считая нескольких пациентов, в парке было совершенно безлюдно. Он остановил проходящую мимо сотрудницу и спросил, не знает ли она новичка по имени Элиас Револь. Женщина, уже в возрасте, ответила, что протеже Норы совсем недавно уехал. И, судя по многочисленности группы, наверняка на серьезное задание. Ален поблагодарил и, приободрившись, вернулся к остальным. Элиас сумел стать полезным и уже участвовал в важных операциях. На вопрос коллег, с чего он вдруг так разулыбался, Ален ответил, что им вскоре предстоит принять в свои ряды нового ольфактора. В этот момент к ним вышел какой-то мужчина и пригласил всех в зал. Генеральная ассамблея должна была вот-вот начаться.
Зал в форме амфитеатра мог вместить около сотни человек. Ольфакторы заполнили два ряда, поближе к сцене. Все они обменялись удивленными взглядами, когда им объявили, что Корнелия отсутствует и потому на ассамблее будет председательствовать делегат от ольфакторов центра Эдмон Шоле. Тот поднялся на сцену. С избытком надушенный миррой, он одним своим появлением погрузил зал в монастырскую тишину.
– Где Корнелия? – Громовой голос Алена вывел всех из оцепенения.
– Занята. Спасает «Фрагранцию» от краха.
Интонация Шоле, слащавая и многозначительная, заставила собравшихся обратиться в слух. С почти садистской дотошностью Шоле описал нынешнее положение «Фрагранции». Упомянул сложности, с которыми столкнулось предприятие в попытках сохранить конфиденциальный характер своей деятельности, а также невозможность предотвращать дальнейшую практически повсеместную утечку ЛСМ. Потом председатель с издевательской улыбочкой довел до сведения присутствующих решения, принятые дирекцией ради спасения «Фрагранции»: ликвидировать семь филиалов и перевести их ольфакторов в Фонтенбло. Прежде чем перейти к голосованию, он заключил:
– Перед нами простой выбор. Или мы ампутируем некроз, или жертвуем всем телом.
Ошарашенный новостью, Ален пробормотал, что не видит связи между упразднением отделений и надежным обеспечением секретности.
– Перестаньте лукавить. Или вы действительно не замечаете взаимообусловленность централизации и уменьшения рисков? М-да, при такой убогости суждений нет ничего удивительного в том, что мы вынуждены прибегать к подобным мерам.
– А каким же будет ваш следующий шаг? Закрыть и другие филиалы? Пока не останется одно Фонтенбло? Где гарантия, что эти семеро не станут лишь первыми в длинном списке? – Ален уже оправился и попытался взять реванш.
– Ваши домыслы только запугивают коллег, – отрезал ольфактор Шоле.
Ален возразил: коллег пугает прежде всего то, что подобное решение держалось в тайне и сотрудники были попросту поставлены перед свершившимся фактом. А он сам лишь указал на попытку дирекции строить козни.
Шоле позволил присутствующим погрузиться в тяжелое молчание. Даже те, кто сидел дальше всех от сцены, не могли не заметить, что он заранее предвкушает эффект, который произведут его слова.
– Решение держалось в тайне не от всех, ольфактор Фиссон. Просто вас не пригласили за стол переговоров, – заявил он наконец с недоброй улыбкой.
Удар оказался ошеломляющим, и Ален был вынужден опуститься на свое место. Двадцатью голосами против двенадцати практикующие ольфакторы проголосовали за сокращение. Лаборатории, имевшие меньше пациентов и получавшие меньше денег (к числу которых принадлежал и филиал Алена), будут закрыты.
Все те, кого принесли в жертву, хотя и разволновались, но одновременно также осознали, для чего предназначено строящееся здание: там будут размещены их новые кабинеты. (Кстати, именно это обстоятельство послужило решающим аргументом при одобрении проекта.) Что ж, с реформой, не предполагающей упразднения рабочих мест, можно было, пожалуй, и смириться.
Ольфакторы один за другим покидали зал. Ален вышел чуть ли не первым. Ассамблея продлилась не более двадцати минут. Этого хватило, чтобы закрыть его филиал, лишив заслуженного работника всего, что он выстраивал столько лет. Коллеги оказались сборищем лгунов и оппортунистов, готовых предать при первом же случае. Собственные маленькие владения были для них важнее. Они даже разыграли полное неведенье, когда ольфактор из Клермон-Феррана заговорил о возводившемся здании. Кстати, тот тоже мог подтереться своими мечтами о величии. Его имя значилось в списке семерых. Ален был потрясен. Бежать, бежать как можно быстрее. Он и минуты больше не мог оставаться в центре. На пути к машине он столкнулся с расстроенным клермон-ферранцем.
– Пожалуйста, предупредите Шоле, что я уехал. Мне нужны минимум две недели отдыха, – сказал он, открывая дверцу.
– Вам повезло, они только что отправили нас в десятинедельный отпуск.
34
Симона без излишних церемоний выпроводили вон. Может, он и был невиновен, однако в глазах Норы все равно оставался несносным придурком. Едва он уехал на
