Выжить, чтобы умереть - Тесс Герритсен

Клэр отпихнула его руку и двинулась прочь. Она так и шла, пока тропа не закончилась у кромки озера. Остановившись там, девочка пристально посмотрела вдаль, поверх воды, растревоженной дождевыми каплями. В надежде, что Уилл пойдет за ней.
А вот и он, остановился прямо рядом с Клэр. С озера подул зябкий ветер, и девочка, задрожав, обхватила себя руками. Казалось, Уилл не замечает холода, несмотря на то что одет в одни джинсы и влажную футболку, которая подчеркивала все непривлекательные выпуклости его пухлого туловища.
– Больно было? – спросил он. – Когда в тебя стреляли?
Клэр машинально подняла руку и дотронулась до места, где была рана. До небольшой вмятины, с появлением которой закончилась ее нормальная жизнь, жизнь девочки, спавшей по ночам и получавшей хорошие оценки. Девочки, которая никогда не говорила то, чего не надо, как раз тогда, когда это совсем ни к чему.
– Не знаю, – ответила она. – Последнее, что я помню, – ужин в ресторане с мамой и папой. Они хотели, чтобы я попробовала что-то новое, а меня тянуло на спагетти. Я не унималась, все твердила, спагетти да спагетти, и в конце концов мама попросила официанта принести мне то, что я хотела. Это последнее, что я помню. Мама была раздражена моим поведением. Я ее разочаровала. – Клэр провела рукой по лицу и почувствовала на щеках теплые влажные полоски.
На пруду закричала гагара. От этого одинокого нездешнего звука у Клэр к горлу подступил комок.
– Я очнулась в больнице, – продолжала она. – Мои мама и папа умерли.
Уилл так нежно дотронулся до нее, что Клэр засомневалась: а вдруг это ей показалось? Он провел пальцами по ее лицу едва ощутимо, словно перышком. Клэр подняла голову, чтобы взглянуть в карие глаза Уилла.
– Мне тоже не хватает мамы и папы, – признался он.
– Жутковатая школа с жутковатыми детишками, – сказала Джейн. – Каждый из них со странностями.
Женщины сидели в комнате у Мауры, придвинув стулья поближе к очагу, где горел огонь. А за окнами хлестал дождь и ветер сотрясал рамы. Джейн переоделась в сухое, однако казалось, что сырость пронизывает ее до костей и даже языки пламени не в силах дать тепла. Поплотнее укутавшись в свитер, Джейн посмотрела на картину маслом, висевшую над очагом. Это был портрет джентльмена-охотника, гордо стоявшего рядом с убитым оленем; ружье было перекинуто у него через плечо. Мужчины и их трофеи.
– Я бы использовала другое слово, – ответила Маура. – Одержимые.
– Ты имеешь в виду детей?
– Да. Они одержимы преступлением. Насилием. Неудивительно, что они кажутся тебе странными.
– Стоит только объединить кучку таких детей, ребят с серьезными эмоциональными проблемами, и это лишь усилит их странности.
– Возможно, – согласилась Маура. – Но здесь единственное место, где они могут получить одобрение. От людей, которые их понимают.
Джейн не ожидала, что Маура скажет это. Маура, которая сидела сейчас у огня перед Риццоли, казалась совершенно иной женщиной. Ветер и влага превратили безупречно гладкие черные волосы Мауры в клочки спутанной соломы. Клетчатая фланелевая рубашка была не заправлена в брюки, а отвороты синих джинсов – покрыты пятнами засохшей грязи. Всего несколько дней в Мэне, и доктор Айлз превратилась в совершенно незнакомого для Риццоли человека.
– Чуть раньше ты говорила мне, что хочешь забрать Джулиана из этой школы, – напомнила Джейн.
– Говорила.
– Так что же заставило тебя передумать?
– Ты же видишь, как ему здесь нравится. И он отказывается уезжать. Он сам сказал мне это. В шестнадцать лет он уже прекрасно знает, чего хочет. – Отхлебнув чая из своей чашки, Маура взглянула на подругу сквозь завитки пара. – Помнишь, каким он был в Вайоминге? Дикий зверь, постоянно затевавший драки и друживший с одной лишь собакой. А здесь, в «Вечерне», он нашел друзей. Здесь ему самое место.
– Потому что все здесь с заскоками.
Маура улыбнулась, глядя на огонь:
– Возможно, именно это объединяет нас с Джулианом. Потому что у меня свои заскоки.
– В хорошем смысле, – быстро добавила Джейн.
– Это какой же такой хороший смысл?
– Хм. Упорство. Надежность.
– Послушав тебя, можно заключить, что я – немецкая овчарка.
– И честность. – Джейн немного помолчала. – Даже если из-за нее можно потерять друзей.
Маура опустила взгляд в чашку:
– За этот грех я буду расплачиваться вечно. Так ведь?
Некоторое время женщины молчали и в комнате были слышны лишь удары капель в окно и шипение огня. Джейн не могла припомнить, когда в последний раз они сидели вот так вдвоем и спокойно разговаривали. Риццоли уже упаковала свою сумку – сегодня вечером ее ждали в Бостоне, – но она будто бы и не собиралась уезжать. Она осталась сидеть в этом кресле, потому что не знала, когда им снова выпадет такой шанс. Жизнь слишком часто напоминает полосу препятствий. Телефонные звонки, семейные проблемы; другие люди постоянно мешают – и на месте преступления, и в морге. А сегодня, в этот серый день, не было ни звонящих телефонов, ни стука в дверь, но между двумя женщинами повисло молчание, груз недосказанного, скопившийся за последние недели, с тех пор как из-за свидетельских показаний Мауры одного полицейского посадили в тюрьму. Подобное предательство бостонские правоохранители так просто не спускали.
Теперь на месте любого происшествия Мауре приходилось терпеть ледяное безмолвие и враждебные взгляды. На ее лице сейчас отражалось напряжение. При свете, падавшем от камина, глаза казались запавшими, а щеки – осунувшимися.
– Графф виновен. – Пальцы Мауры сильнее сжали чашку. – Я и сейчас дала бы такие же показания.
– Ну конечно же дала бы. Ты делаешь это всегда – выкладываешь правду.
– Ты так говоришь, будто это дурная привычка. Тик какой-то.
– Нет, чтобы сказать правду, необходима смелость. Мне, как твоей подруге, стоило вести себя иначе.
– А я-то уж и не думала, что мы с тобой теперь подруги. И вообще, что я способна сохранить хоть каких-нибудь друзей. – Маура пристально посмотрела на огонь, словно в языках пламени можно было найти ответы на все вопросы. – Может быть, мне стоит просто взять и остаться здесь. Стать отшельницей, живущей в лесах. Здесь такая красота. Я могла бы провести остаток дней в Мэне.
– Но ведь ты живешь в Бостоне.
– Похоже, Бостон меня так и не полюбил.
– Города не способны любить. Любят только люди.
– И только люди способны предать. – Прищурившись, Маура взглянула на огонь.
– Такое может произойти в любом месте, Маура.
– Бостон суров. Холоден. Перед тем как переехать туда, я слышала о