Тропа воскрешения - Майкл Коннелли
— Эрик, меня зовут Микки Холлер, — начал я. — Я адвокат твоей мамы. А это Гарри Босх, следователь. Мы пытаемся вернуть твою маму домой. Мы хотим довести её дело до суда и доказать судье, что она не делала того, в чём её обвиняют. Понимаешь, Эрик?
— Да, — сказал он. Голос мальчика был тихим и неуверенным.
— Мы знаем, что тебе тяжело, — продолжил я. — Поэтому, если в какой-то момент захочешь сделать перерыв или остановиться, просто скажи, и мы остановимся. Ты не против?
— Хорошо.
— Отлично, Эрик. Мы очень хотим помочь твоей маме, если сможем. Уверен, тебе бы хотелось, чтобы она была дома с тобой.
— Да.
— Ладно. Теперь я передам слово Гарри. Спасибо, что поговорил с нами, Эрик. Гарри?
Я оглянулся и увидел, что Босх достал ручку и блокнот.
— Гарри, никаких записей, — сказал я. — Давай просто поговорим.
Босх кивнул, вероятно решив, что я хочу сделать разговор менее формальным для мальчика. Позже я объясню ему, что любые записи могут оказаться в руках противника через запросы на раскрытие информации. Это было одним из моих правил: никаких записей — никаких данных. Если он собирался продолжать защиту, Босху пришлось бы скорректировать свои методы.
— Хорошо, Эрик, — сказал Босх. — Я начну с нескольких простых вопросов. Тебе тринадцать лет?
— Да.
— В какой школе ты учишься?
— Домашнее обучение.
Я посмотрел на Мюриэль в ожидании подтверждения.
— Да, я учу Эрика, — сказала она. — Дети в школе были жестокими.
Я понял это так, что Эрика запугивали или дразнили: из-за его небольшого роста или, возможно, из-за того, что другие дети знали — его мать сидит в тюрьме за убийство отца. Босх принял это к сведению и продолжил:
— Ты любишь какой-нибудь вид спорта, Эрик?
— Мне нравится футбол.
— Какой именно? Американский футбол, как у «Рэмс», или «Соккер»?
— Мне нравятся «Чарджерс».
Босх кивнул и улыбнулся.
— Мне тоже. Но в прошлом сезоне всё было не очень. Ты уже был на матче?
— Нет, ещё нет.
— Понятно, — сказал Босх. — Как сказал мистер Холлер, мы хотим помочь твоей маме. И я знаю, что тот день, когда ты потерял отца, а маму забрали, был ужасным. Но мне нужно понять, можем ли мы поговорить об этом. Ты помнишь тот день, Эрик?
Мальчик опустил взгляд на сцепленные между коленями руки.
— Да, — сказал он.
— Хорошо, — мягко сказал Босх. — Помощники шерифа когда-нибудь говорили с тобой о том, что ты мог видеть или слышать в тот день?
— Там была женщина, — ответил он. — Она разговаривала со мной.
— На ней была форма? С жетоном?
— Без формы. У неё был значок на цепочке. Она посадила меня в машину, на заднее сиденье, куда сажают преступников.
— Ты имеешь в виду, когда арестовывают?
— Да. Но мы ничего плохого не сделали.
— Конечно, нет. Бьюсь об заклад, она сказала, что сажает тебя туда, чтобы ты был в безопасности.
Эрик пожал плечами:
— Не знаю.
— Она допрашивала тебя в машине?
— Она задавала вопросы о маме и папе.
— Ты помнишь, что ей ответил?
— Только то, что они кричали друг на друга, а мама сказала, чтобы я ушёл к себе в комнату.
— Ты видел или слышал что-нибудь ещё?
— Нет. Они сказали, что мама застрелила папу, но я этого не видел.
Мюриэль обняла мальчика и прижала к себе.
— Нет, нет, — сказала она. — Твоя мама невиновна.
Мальчик кивнул, и, казалось, ещё немного — и он расплачется. Я задумался, не стоит ли вмешаться и закончить опрос. Похоже, Эрик не собирался сообщить ничего, что отличалось бы от уже известного. Мне оставалось только гадать, кто именно его допрашивал, потому что в заведомо неполных записях, которые мы забрали у Сильвера, и в архивных материалах суда не было ни протокола, ни стенограммы этого разговора. Я предполагал, что Эрика не рассматривали как ключевого свидетеля: во‑первых, из‑за его возраста — тогда ему было восемь, — во‑вторых, из‑за того, что он находился в своей комнате и не видел самой стрельбы.
Босх продолжил, мягко отводя тему от момента убийства в новое русло:
— Ты провёл тот уик-энд с отцом, верно?
— Да, — ответил Эрик.
— Помнишь, чем вы занимались?
— Мы остановились у него в квартире, и Мэтти приготовила нам ужин, а потом…
— Давай на секунду вернёмся, Эрик. Кто такая Мэтти?
— Девушка моего папы.
— Понятно. Значит, она приготовила ужин. Это было в субботу?
— Да.
— А в воскресенье?
— Мы ходили в «Чак-и-Чиз».
— Это было недалеко от дома твоего отца?
— Наверно. Не знаю.
— Там были только вы с отцом или Мэтти тоже пошла?
— Мэтти тоже была. Она за мной следила, когда папе нужно было уйти.
— Почему ему нужно было уходить?
— Ему позвонили, а потом он сказал, что у него деловая встреча. А я должен остаться и играть, пока он не вернётся.
— Поэтому вы поздно вернулись к маме?
— Не помню.
— Всё в порядке, Эрик. Ты отлично справляешься. Ты помнишь что-нибудь ещё из того дня, кроме похода в «Чак-и-Чиз» с папой и Мэтти?
— Не очень. Извини.
— Не извиняйся. Ты уже много нам рассказал. Последний вопрос: Мэтти поехала с вами, когда вас высаживали у дома?
— Нет. Папа сначала отвёз её обратно в квартиру, потому что думал, что мама разозлится, если она придёт.
— Понимаю. То есть она вышла у его в квартиры.
— Они зашли в дом, а я остался в машине. Потом он вышел, и мы поехали. Было уже темно.
— Когда вы ехали домой, папа говорил что-нибудь ещё о том, почему ему нужно было на работу?
— Нет. Не помню.
— Ты рассказывал женщине, которая разговаривала с тобой в машине, про его встречу в тот день?
— Не помню.
— Ладно, Эрик. Спасибо. Ты
