Хороший, плохой, неуловимый - Николай Иванович Леонов
Будущий отец Банин был потрясен тем, как ужасно порой могут быть слиты в мозгу одного человека гений и злодейство, но благодарен Лизе, которая могла таких монстров остановить. А сейчас, когда его любимая уснула после пережитого ужаса, он мысленно обратился к их дорогой подруге, возможно, плывущей сейчас с перевозчиком Хароном по коварным, бурлящим священными клятвами водам Стикс в Аид.
И дело было не в том, что в последнее время Павел слишком много слушал свою начитанную и впечатлительную (особенно теперь) невесту Ангелину. Как психолог, он знал, что опытный серийный убийца, одержимый насильник наверняка вернется за понравившейся ему женщиной. А значит, нужно было убедить Ангелину не появляться на работе, пока он этого «курьера» не найдет.
Вот для чего ему нужна была помощь Лизы. В каком бы из миров она сейчас ни находилась, Банин просил ее найти все, что помнила и знала Сеть об «Отроках во вселенной».
И к утру он написал сообщение Гурову, содержащее все необходимые сведения, в том числе фразу «Радомир Грецев и Иван Рюмин погибли шестнадцатого июля две тысячи пятнадцатого года. Найдены недалеко от пляжа села Пристанного. В четверг». «Принято», — мгновенно пришел ответ.
* * *
Гуров не спал, так как всю ночь изучал записи Юлии Юнг, отданные ему Ольгой Валиводзь во время их с Крячко визита в ее подмосковное поместье. Самыми старыми здесь были вложенные в дорогие дневники тетради в клетку, заполненные еще старшекурсницей Новиной во время последних лет работы над дипломом на спецсеминаре профессора Соляйникова и практики, которую она с друзьями проходила на «Алтынке», то есть в Саратовской областной психиатрической больнице Святой Софии, расположенной на выжженной солнцем Алтынной горе.
Пациентками, которых наблюдала Юлия, были диковатая студентка кулинарного техникума с эпилепсией Инна Михайловна Аринушкина, алкоголичка средних лет Николь Григорьевна Турова и любвеобильная дама Степанида Федоровна Кокина с «каменьями в почках и деменцией ввиду преклонных лет».
«Вечер обещает быть томным, — тоскливо подумал Гуров, ознакомившись с введением. — Я на трезвую такое не вывезу. Скорее бы рассвет».
Правда, по истечении двух часов увлекательнейшего и живого чтива сыщик был готов с удивлением отметить, что остроумие рассказчицы скрашивало тягостное впечатление от декораций психбольницы с общими санузлами и палатами на десятки непустующих койко‐мест. Хроники своих бесед с сумасшедшими Юлия вела с профессиональной тщательностью прирожденного психолога, раскованностью будущего звездного специалиста и подлинным писательским мастерством.
Гуров несколько раз засмеялся в голос, вместе с Новиной поневоле погружаясь в обсуждение многоликих эмоциональных истоков и порой неутешительного воплощения непристойных любовных предложений, которые, подобно песку из возрастных кавалеров, сыплются как из рога изобилия на сохранивших даже незначительную привлекательность интеллигентных дам в количестве, коррелирующем с деменцией лет.
Ему было больно знать, что где‐то в Энгельсе алкоголичка и наркоманка была так увлечена общением с кругом по интересам, что избивала дочь, прикованную к ледяной за неуплату отопления батарее. Так постепенно простуда старшеклассницы Инны Аринушкиной перешла в воспаление легких. Воспаление легких спровоцировало кому. Из комы Инна вышла эпилептичкой. Как и Гуров, Юлия явно жалела ее, несмотря на полные подозрений и ревности укоры: «Вы хотите украсть у меня кусок положенной мне любви!»
Что до некогда госпожи Николь Григорьевны Туровой, Гуров даже поручил Олегу Назарову (после случая с Ангелиной Банина он беспокоить боялся) разобраться в подробностях ее тесно переплетенной с деятельностью местных правоохранительных органов судьбы.
Оказалось, Юлия в своих дневниках продралась сквозь дебри бреда и обеляющего вранья гражданки Туровой верно. Некогда миловидная дочь француза Грегори Сервье, подобно предку, приехавшему в варварский Саратов, где собирался открыть на Театральной площади салон модного белья имени супруги «Констанция Сервье». Его дальний предок приобрел в столице Поволжья соперника в лице самого путешествующего по России Александра Дюма. Ожидания Грегори Сервье были куда более скромными. Он надеялся продавать весьма грузным, на его парижский вкус, русским женщинам корсеты и на этом подзаработать.
Далее события развивались самым драматичным образом. Шевалье Сервье соблазнил одну из продавщиц своего boutique de luxe, которую его европейски хладнокровная жена с наслаждением оттаскала за волосы, и продал свой изысканный салон бизнес‐леди, которая представлялась, как ему показалось, еврейской фамилией Браффиттер.
Это было все, что появившаяся на свет восемью месяцами позже Николь знала об отце. Далее ее судьба тоже складывалась в лучших традициях мелодрам канала «Россия» под кодовым названием «ЖТС» — «Женщина тяжелой судьбы».
Благодаря молодости и красоте Никуша вышла замуж за местного бизнесмена, родила от него премилую златокудрую дочь и запила, как многие женщины в созависимых отношениях, подменяющие события собственной жизни достижениями мужа и неудовлетворенные жизнью, проведенной в домохозяйстве, фитнесе и салонах. Итогом были реабилитационные клиники классом хуже. Развод. Отобранный ребенок. Обветшавшая квартира в «сталинке». Штурм ОМОНом металлической двери в квартиру, где она заперлась с приехавшей на Новый год дочерью, отгоняя кипятком галлюцинации в виде наступающих отовсюду тараканов и чертей.
Несмотря на подробное описание Юлией различий этих судеб, от Гурова, как и от нее с течением времени, не ускользнуло общее: каждая (кроме Кокиной) жаловалась на Призрака — молодого мужчину, который, опаивая лекарствами, связывал и насиловал их.
Тогда, очевидно, Юлия отнеслась к жалобам пациенток скептически. Но потом, уже после скандала с «Отроками во вселенной», живя в Москве, узнала о схожем изнасиловании, которое закончилось убийством, и начала вести свою статистику аналогичных преступлений.
Их география охватывала областные центры Поволжья. Но наиболее активно субъект действовал в Саратове и близлежащих СНТ, до которых из города ходили рейсовые автобусы.
Почерк убийцы с годами почти не претерпел изменений. Преступник заманивал женщин в помещение (ему нравились чердаки опустевших дач, городские подвалы, полусгнившие домики заброшенных турбаз, уцелевшие палаты полуразрушенных больниц). Опаивал снотворным. Раздевал. Стягивал волосы скотчем. Связанные и одурманенные, жертвы подвергались жестокому избиению, почти не оказывая сопротивления. Затем следовало удушение.
А недавно Юлия записала в дневнике, что у нее появился недостающий кусочек пазла — рассказ одной «великой актрисы», с которой они вместе учились. Та рассказала об однокурснике, который однажды
