Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье

Дверь тихонько приоткрылась, в неё сунулась рыжая голова, и в тот же момент в неё прилетела брошенная Варварой тарелка. Помимо воли Алексей успел отметить двуглавого орла – клеймо Императорского фарфорового завода. Рыжий негромко охнул и, как был, наполовину оставаясь за дверью, сполз на пол. Тарелка посыпалась осколками. «Дорогостоящий будет синяк», – подумал Алексей. Зато Варя будто очнулась:

– Антон Михайлович, миленький, простите!

Варвара Дмитриевна хлопотала возле раненого, а Алексей получил долгожданную передышку. Тарелка попала рыжему в лоб, в твёрдую кость, так что особого ущерба мозги газетчика не получили. Однако насладиться актёрской игрой Квашнина можно было в полной мере. Стонал Антон Михайлович убедительно, а главное, жалобно. До такой степени, что вызвал наконец слёзы у несгибаемой сестры милосердия.

Алексей не стал вмешиваться, когда Варвара Дмитриевна втащила «тяжелораненого» газетчика в комнату и стала укладывать его на кровать. Физическая активность и слёзы – лучшие средства для снятия эмоционального напряжения. Алексей чувствовал себя как в операционной: что бы ни происходило, любая деталь оставалась под его контролем, даже если внешне казалось, что он отвлечён и расслаблен.

Пока ведущая роль по приведению Варвары Дмитриевны в чувство была у напарника, Алексей занялся освобождением Бо. Он отворил клетку и выпустил изрядно измученного бульдога. Бо уткнулся носом в его брюки и благодарно заурчал. «Неужели мурлыкает?» – изумился Алексей. Не столько даже самому факту, сколько мысли о том, что собака может мурлыкать. Ногу на всякий случай он отодвинул. Бо поднял голову, недовольно взглянул, снова придвинулся, уткнулся и заурчал. Теперь было похоже на хрюканье. Алексей решил остановиться на версии, что дело в особенностях строения носа собаки.

– Вот уж точно, Бо, ты похож на порося. Мурлыкающего, – Алексей улыбнулся и почесал бульдога между ушей.

Тем временем мизансцена на кровати изменилась. Варвара Дмитриевна плакала, а излеченный Квашнин неловко её утешал.

«Вот теперь пора. Господин сыщик, ваш выход», – подумал Алексей.

– Варвара Дмитриевна, мне кажется, пора пролить свет на… некоторые моменты, – получилось сухо и официально. Словом, плохо.

Варвара Дмитриевна подняла глаза и понимающе усмехнулась. И в то же мгновение будто стала жёстче. Алексей откашлялся.

– Поверьте, Варвара Дмитриевна, я хочу вам помочь.

Варя фыркнула. И, не обращая внимания на текущие слёзы, заговорила жёстко и трезво:

– Вы, Алексей Фёдорович? Вы собираетесь мне помочь? Мне казалось, вам больше подходит отсиживаться по кустам и решать вопросы за счёт дам! А вы не допускаете мысли, что вашего участия вовсе и не требуется? Вы и подобные вам привыкли придавать чрезвычайную значимость каждому своему движению!

Варя бросалась несправедливыми словами, намеренно оскорбляла его, и против воли Алексей чувствовал, как растёт внутри обида и желание ответить так же хлёстко. Но одно слово – и расследование будет зарублено на корню.

Уткнувшись взглядом в стол, он начал выдыхать. Долго, до боли вытягивая из себя весь воздух, имеющийся в лёгких. Наверное, со стороны он выглядит довольно нелепо, но это сейчас не важно. Ему нужна свобода, свобода от эмоций, возможность не реагировать на уколы девушки с лисьими глазами, и именно сосредоточенный длинный выдох позволяет этого достичь. Алексей очередной раз мысленно поблагодарил профессора Смирнова за его странные лекции по взаимодействию с трудными пациентами и выдохнул ещё порцию воздуха, слушая, как замедляется ритм сердца.

Когда выдыхать было уже нечего, Алексей позволил себе поднять голову и взглянул на Варю как на пациентку. Раскраснелась. Это хорошо. Оцепенение, вызванное шоком от посещения полиции, уже прошло. Гнев и слёзы сняли внутреннее напряжение. Сейчас она боится, мечется и защищается с помощью злых слов. Это тоже хорошо. Противостояние – тоже контакт, значит, постараемся его удержать… и улучшить.

– Варвара Дмитриевна, отец Диомид найден мёртвым!

Варя остановилась на полуслове, судорожно вдохнула, вновь сцепила пальцы.

– Мы с Антоном Михайловичем опасаемся за вас. Но, чтобы мы могли помочь, вам придётся нам всё разъяснить.

Квашнин придвинулся, положил руку на быстро краснеющие Варины пальцы, пытаясь ослабить зажим.

– Варвара Дмитриевна, расскажите ему… нам.

Она стряхнула его руку, резко встала. Подошла к умывальнику и, мельком взглянув в зеркало, принялась смывать потёкший макияж. Умывалась она совершенно не по-женски: с мылом, энергичными движениями растирая лицо. Так на фронте умывались солдаты после долгой дороги.

Пока Варвара Дмитриевна приводила себя в порядок, Алексей, чтобы как-то занять себя, поднимал с пола вещи, которыми Варя кидала в него.

Через несколько минут она, чистая и равнодушная, уселась на стул, в стороне от Квашнина, игнорируя его разочарование. Чинно сложив руки на коленях, вперив взгляд в пол перед собой, Варя преобразилась в гимназистку на экзамене. Только излишне открытое платье нарушало общую картину.

– Спрашивайте!

По одному этому слову стало понятно, что и дальше легко не будет.

– Судя по вашему наряду, вы собирались в театр. С кем?

И Варя, и рыжий с удивлением воззрились на Алексея. Они ожидали других вопросов. Варя хмыкнула, из гимназистки вновь превращаясь в плохо воспитанную дочь горничной, и снисходительно пояснила:

– Зинаида Порфирьевна подыскала мне жениха.

– Полагаю, он богат и щедро одаривает вас подарками?

Варя промолчала, пытаясь угадать, к чему он клонит.

– Скажите, Варвара Дмитриевна, куда вы деваете деньги? Ведь ваш потенциальный жених – не единственный мужчина, который одаривает вас. Вы живёте в комнате, которую оплатил Антон Михайлович, вы служите в госпитале. Я могу представить ваше жалованье. Оно… более чем скромное. Вы не носите… этого…

И Алексей поднял на пальцах украшение, которое он вытащил из-под подстилки в дорожной клетке Бо. Судя по блеску камней, с бриллиантами.

– Полагаю, вскоре это колье было бы заложено. Его подарил вам Дмитрий Аполлонович или ваша другая жертва? Впрочем, это не важно. Куда идут деньги, Варвара Дмитриевна? Чем вы занимаетесь? Какова ваша роль?

Варвара Дмитриевна молчала и кусала губы, раздумывая.

Алексей вздохнул и поднял «Анну Каренину». Это был его последний козырь.

– Вы посещаете синематограф, Варвара Дмитриевна? Я слышал, в прошлом году сняли фильм[50] по этой книге. И госпожа Германова получила неслыханный гонорар. Мне, правда, не довелось увидеть, но роман я читал. Кое-что и в вашей книге прочесть могу, хоть с французским у меня нехорошо.

Алексей вгляделся в книгу и зачитал:

– «…прокурор – молодой человек». Дальше, видимо, «желающий сделать быструю карьеру», но я не уверен. «Более двух часов он…»… э-э-э… рисовал «мрачную картину революционного движения в России. Он… сортирует обвиняемых по группам, как ботаник составляет гербарий. Когда речь заходит о Павленкове, прокурор не может сдержать своей ярости…» Что-то я не припомню такой сцены