Сосуд порока. Гиляровский и Станиславский - Андрей Станиславович Добров

— С курьерами там у них плоховато. Вот меня и попросили.
— Что это? — спросила Маша, подошла, взяла предписание и прочитала. — Ого, просьба министерства внутренних дел.
Я снова вчитался в текст.
— То есть вы предлагаете поехать с вами в гостиницу «Дрезден», чтобы встретиться с принцем Мухамедом Али-Мирзой.
— Только не кричите вы так, — скривился Жулькин. — Дело-то секретное. И бумагу верните, я должен буду ее уничтожить.
Он повернулся к Маше.
— Я бы хотел сжечь бумагу. Печка у вас где?
Она подумала, а потом сказала:
— Лучше на кухне. Там духовка еще не погасла.
Городовой вскочил и пошел на кухню. Жена не стала его провожать, а с тревогой спросила:
— Володя, это что такое?
— Понятия не имею.
Было слышно, как Жулькин открывает духовку, сует туда письмо… даже послышался запах горелой бумаги. Потом городовой вернулся.
— В принципе, вы можете поехать и в халате. Он же у вас персидский, не так ли? Но… будет выглядеть довольно странно. Принц хоть и перс, однако вполне себе европейский.
— Может, тебе фрак надеть? — спросила Маша. — Хотя ты давно в него не влезал…
Я вопросительно посмотрел на Жулькина.
— Не, — сказал тот, — фрак не надо. Обычный костюм. С галстуком. И поедем мы не на вашем Водовозе. Я его отослал. У нас будет своя карета. Правда… — он пожал плечами, — вы в ней ездили. Полицейская такая. Зато никто ничего и не подумает.
Я быстро оделся и вышел вслед за Жулькиным. На лестнице мне попался помощник дворника Семен, старый бородатый человек со шрамом на голове. Пристроился к нам, выйдя из психиатрической больницы. Человек, у которого начисто отбило память. Он посмотрел на меня, потом на городового и спросил:
— Опять в тюрьму, Владимир Алексеевич?
— Нет, в оперу.
— С городовым?
— Да, поставили меня охранять.
— Это… чтобы вы ни на кого не напали?
Жулькин остановился и вперил в помощника дворника пронзительный взгляд.
— Ты, Семен, — прошипел он. — Хорош издеваться над Владимиром Алексеевичем. А то снова в психушку загремишь. Да снова под номером семьдесят восьмым!
Семен поднял дрова и пошел этажом выше.
А я спросил у Жулькина:
— А не слишком ли вы много знаете? Например, про Семена.
— Мы, городовые, все про всех на участке должны знать! Это наша работа.
— Так вы же не с нашего участка, — возразил я. — Наших я знаю наизусть.
— А меня недавно назначили. Вчера, когда вы были в Твери. Но я уже про всех узнал!
Жулькин молодецки улыбнулся и продолжил спускаться к выходу.
— Вот ведь… жулик какой, — пробормотал я и побежал за ним.
На улице городовой уже ждал меня у распахнутой дверцы полицейской кареты.
— А про Тверь вы откуда знаете? — не выдержал я. — Я же никому не говорил!
— А… не помню, — удивился Жулькин, — Так сказал… что в голову пришло!
Мы быстро доехали до угла Тверской и Охотного ряда, свернули в арку и оказались во дворе. Причем прямо у внутреннего подъезда. Потом Жулькин по черной лестнице провел меня на третий этаж и открыл дверь. За ней находилась небольшая комната с двумя креслами.
— Здесь подождите, — сказал он. — Второго пока еще не привезли. Насчет чая или кофе не знаю, но это не со мной. Это со слугами. Честь имею!
Он вышел на черную лестницу.
Я остался совершенно один. Никаких слуг с чаем или кофе пока не появилось. Тогда я сел на кресло и попытался вспомнить, кто же такой персидский принц Мухамед Али-Мирза. И почему он в Москве? На память пришел только рисунок из газеты — одутловатый мужчина с черными усами, концы которых опущены вниз. Кажется, он сидел в папахе… или какой-то персидской меховой шапке. Грудь украшали ордена. Но кроме этого больше не вспомнилось ничего, даже лица я вспомнить не мог. Помнится, пробежал заметку, посмотрел на шапку и все.
На лестнице снова послышались шаги. Дверь открылась и чей-то голос произнес:
— Подождите здесь. Сейчас за вами придут.
Кто-то вошел, снял шляпу и тут я в удивлении приподнялся.
— Вот те на! Константин Сергеевич!
Станиславский обернулся и развел руки:
— Владимир Алексеевич! Да что ж такое! Вчера попрощались, а сегодня встретились! Что происходит? Вам тоже принесли предписание?
— Да. И привел меня сюда тот самый городовой Жулькин.
— Который Жулькин?
— Что меня арестовывать приходил в книжный магазин. И знаете, — добавил я вполголоса, — мне кажется, что никакой он не городовой. Только мундир носит. А сам-то…
— А меня жандарм, — кивнул Станиславский. — Прямо какой-то бессловесный жандарм. Я от него всего пару фраз услышал и только.
— Жулькин-то разговорчивее. Да только все время бред нес. Садитесь, тут как раз два кресла.
Но сесть мы не успели. Открылась вторая дверь и в нее вошел странный человек. По виду он был худощав. И при этом чистый турок, с чудными, закрученными вверх усами. Но одет он был в хороший костюм. И выправка как у офицера — спина прямая и, я бы сказал, повелительная.
— Господа, — чисто по-русски произнес турок, — поверьте, мне так приятно снова воспользоваться русским языком. А то все время приходится говорить на фарси. Меня зовут Сергей Маркович Шапшал. Я драгоман валиахда Мухамеда Али-Мирзы.
— А-а-а… — протянул я, но Шапшал поднял руку.
— Многие принимают меня за турка, другие говорят, что я еврей. Но я караим. И считаю караимов не семитским, а именно тюркским народом. Я из Крыма. Но учился в Петербургском университете по курсу арабско-персидско-турецко-татарского языков.
— И все их знаете? — удивился Станиславский.
— Конечно. Еще французский и немножко английский. Чуть-чуть немецкий. Ну и… неважно. Несколько лет назад я приехал в Персию по желанию валиахда… то есть наследного принца, чтобы научить его русскому языку.
— Зачем? — удивился я.
— Ну… принято считать, что принцу очень понравилась Россия, когда он тут путешествовал со своим отцом, шахом Мозафер-Эд-Дином. На самом деле все не так… Я вам коротко расскажу, потому что далее все равно речь пойдет об этом. Валиахд с отцом были тогда в Большом театре. И принц познакомился с нашими балеринами. И одна из них так понравилась Мухамеду, что он захотел говорить с ней на ее родном языке. Только это, как вы понимаете, тайна. Абсолютная тайна. Имени балерины я называть не буду. Вы ее, наверняка, знаете, но и бог с ним. Формально Мухамед приехал сюда инкогнито. Вообще, у принца в Персии есть жена и двое детей, с которыми он почти не расстается. Но он хочет повидаться с той самой балериной. На самом деле это всего лишь маленькая часть его путешествия. Он собирается в Петербург, чтобы подписать там договор с Российской империей.
Шапшал вдруг остановился, посмотрел на нас. Кажется, он долго