Не убивай меня больше - Екатерина Николаевна Островская

— Вот решила неожиданно для самой себя на историческую родину мамы посмотреть, — снова объяснила гостья, — а то годы идут, жизнь пролетает незаметно — когда еще времечко выпадет. А тут развелась наконец-то, а то я бесконечно устала в браке, который и без того уже умер.

— Светлана Петровна рассказывала, — с участием вздохнула Валентина.

— Что она рассказывала? — насторожилась новая совладелица ресторана.

— Да ничего особенного не говорила. Сказала, что вы завели роман с молодым мужиком, который у вас деньги выманивал и обещал жениться. А потом сбежал, а муж не стал этого терпеть…

— Что-о? — возмутилась Лариса. — Все как раз наоборот было. Муж себе молоденькую завел, пришлось разменивать квартиру: он взял свою долю деньгами, дочке досталась «однушка» почти в самом центре, а мне «трешка» на окраине, но я ее быстренько и почти за бесценок продала и вот теперь здесь. Но это все мелочи, — поспешила закрыть тему московская гостья, — ты мне расскажи лучше про тот календарик. А то лет десять назад я зашла в один бутик на Арбате, а у них как раз он — на стене на самом видном месте висит и открыт на страничке с фотографией девушки в темно-синем комплекте со звездочками. Я тут же взяла себе такой же. Даже два комплекта сразу.

— Так это была моя фотография, — призналась буфетчица и смущенно улыбнулась, — неужели так изменилась, что вы меня не узнали?

— Так я сразу тебя узнала, хотя столько времени прошло. Я даже не поверила: ты или не ты — потому что ты и теперь почти такая же, как и раньше. Потому и спрашиваю. Много хоть заплатила фирма за такую рекламу?

— Платила не фирма, а Лариса Ивановна. Каждой девочке она заплатила по двести баксов и по два комплекта белья мы еще от фабрики «Белиссимо» получили. Для нас это тогда было огромной суммой, да и белье стоило немало — нам на такое родители денег никогда бы не дали.

— А где остальные девушки, которые тогда с тобой участвовали в этом замечательном проекте?

— Кто где. В городе только я осталась да Коробкина, но я с ней не общаюсь, потому что мы из разных школ. При встречах здороваемся, конечно. То есть здоровались, потому что я ее тоже уже года два как не вижу. Еще Милана Шахова, а остальные… Остальные разлетелись. Одна трагически погибла. Говорили больше, что убили ее. Народ возмущался, требовал сказать правду. Но потом в газете «Глинский рабочий» вышло интервью с начальником полиции, и он сказал, что некоторые девочки просто уехали. Просто были нападения, и все девчонки испугались. Я говорю про девчонок из нашего календаря. Да я и сама, если честно, боялась из дома выйти, а потом собрала манатки и в Москву махнула, чтобы в модельном бизнесе пристроиться… Но там свои волчьи законы, и таким как я…

— Я слышала, что одну как-то очень зверски убили, — вернула разговор в нужное русло Лариса Ивановна.

— Может быть, и не одну, потому что нападений было несколько. Просто от нас скрывали… Говорили про Кристину Колесникову, которая была самой младшей из нас — всем другим уже по семнадцать, а ей, кажется, пятнадцать только-только исполнилось. У нас целая московская бригада следователей работала. Обвинили одного парня, с которым я и Милана учились в одном классе. Дали ему двадцать пять лет, но теперь отпустили, потому что девочка, на которую он вроде как напал, а она выжила, написала, что это не он был. С ней долго возились, требуя, чтобы она забрала заявление, но она плакала и кричала, что сидит невиновный. Вот сегодня этот парень заходил… А по другим эпизодам не было ни улик, ни свидетелей. Ведь все произошло еще тринадцать лет назад. Я про самые первые нападения говорю. Тогда преступника не нашли. А потом, через шесть лет, опять нападения. Тогда полицейские схватили моего одноклассника, парня, который никак не мог этого сделать. Зачем ему кого-то насиловать, когда ему и так бы любая отдалась. Да еще за счастье это посчитала. У него такая фигура была, и вообще он симпатичный. Его все знали у нас, потому что он за городскую команду в футбол играл — его даже в профессиональный клуб звали, но он пошел в военное училище. Он весь был положительный.

— А как же его осудили тогда?

— Кто-то сказал, что одну девушку увезли на мотоцикле «кавасаки». А потом в лесу нашли ее тело. А она с тем парнем была знакома — бегала за ним постоянно. Но он не хотел с ней общаться — они даже ссорились при свидетелях. То есть это она сказала, что готова его убить, если он ее бросит. А у него с ней ничего не было: катал ее на своем мотоцикле, только и всего. И он не только ее катал. Но пока это все вспоминали, напали еще на одну девочку, с которой мой одноклассник был знаком, потому что они жили в одном доме и даже на одной площадке. Менты пришли с обыском в его гараж проверить наличие в нем «кавасаки» и взять на анализ землю с колес, и сразу обнаружили нож со следами крови и окровавленное платьице той девочки, которая потом, через пять, лет написала признание, что это не Леха был. Но поскольку столько лет прошло, то ей не поверили и даже проверять не стали ее показаний. Это та самая Настя, которая билась в истерике и про которую врачи говорили, что она не в себе. И по этой причине тоже верить не хотели. Но из Москвы приехала целая толпа следователей. Стали все перепроверять и переспрашивать.

— Откуда ты все знаешь, да еще с такими подробностями?

— Так у меня же одноклассник в полиции — Ваня Колобов, — он уже майор и заместитель начальника городского управления. Колобок и рассказал мне по секрету. Еще сообщил, что дело будут пересматривать, потому что за Лешку просят большие люди… Он не знает, какие это люди, но надеется, что у них получится. Вот и получилось — его все-таки выпустили… Правда, откуда эти большие люди возникли, тоже непонятно: Лешка почти шесть лет отсидел. Он заходил сегодня — совсем недавно, вы разве не обратили внимание, — парень высокий в джинсах?

— Знала бы заранее, обратила, а так у меня нет привычки заглядываться на чужих мужчин, тем более на симпатичных.

— Снегирев не просто симпатичный