Наследники чужих судеб - Ольга Геннадьевна Володарская
— Чур ушастого бандита с собой не брать. — Васька уже искусал его ноги, желая с ними поиграть.
— Он сейчас угомонится. — И положила котенка на печку.
Разлив остатки шампанского по стаканам, Зорин передислоцировался в комнату, которую в советское время, скорее всего, называли залом. В ней имелся главный его атрибут — телевизор. Еще стенка с книжным шкафом и посудным, в нем сервизы и хрустальные вазы. На диване плюшевое покрывало с оленями. Кровать застелена другим, более нежным. На двух окнах шторы с цветами и оборками. Полупрозрачные, от солнца не защищающие, только, как сказала бы тетка Кира, от ошалелых мух. Примерно такая же обстановка была в их зале. Но в этом имелась своя изюминка, а именно — старинные часы. Они стояли на страже границы между кухней и комнатой для отдыха у телевизора.
— Тиканье спать не мешает? — спросил Миша, поняв, что Оля облюбовала для себя именно зал.
— С детства к нему привыкла.
Она включила телевизор, выбрав какую-то музыкальную программу. Когда уселась на диван, полы кимоно разъехались, и Мишаня увидел подол сорочки. Она была пудрового цвета, и он шел Оле даже больше, чем шоколадный. Она вообще оказалась красавицей. Тонкая, изящная, с горделивой шеей, нежным профилем, чистой кожей. Он помнил ее другой. Скорее интересной, чем симпатичной. Эти большие уши, раскосые глаза, крупные зубы… Тогда они были ей как будто велики. И зубы, и уши, и глаза. Вроде бы похожа на тетку, но у той все ладно, а у этой… Словно не тому лицу черты достались. На широком бы они смотрелись гармонично, но не на Олиной мордочке.
— Ты очень красивая, — тихо сказал Миша. Не смог сдержаться и выпалил такой избитый комплимент. Но что с него взять, косноязычного?
— Спасибо, — просто ответила она.
— Если бы мы не были в детстве знакомы, я, наверное, не осмелился бы к тебе подойти.
— Разве я выгляжу неприступной?
— Скорее самодостаточной. Ты как будто совсем не заинтересована в знакомствах и плевать хочешь на то, какое впечатление производишь на мужчин.
— От кого-то я уже это слышала, — пробормотала она. — Но ты ошибаешься. Мне не плевать, какое впечатление я произвожу на тебя.
Зорин обнял Олю за талию, притянул к себе. Он давно желал ее, но не хотел торопить события.
— Только поцелую, — прошептал он, усадив ее себе на колени.
Оля не сопротивлялась. Она подавалась к нему телом, тянулась губами, ее сердце сильно колотилось, а руки чуть дрожали, когда она обвивала ими его шею.
Они целовались так долго, что заболели губы. Но Миша боялся переступить грань. Что, если Оля не готова к следующему шагу? Ее тело — да, а разум нет…
Зорин готов был остановиться на касании губами ее шеи. Он даже руки на ее грудь не опускал, а лишь гладил ключицы, но Оля все решила за него. Встав с Мишиных колен, она отошла на шаг и развязала пояс кимоно. Оно распахнулось, явив его взгляду сорочку пудрового цвета. Легкую, воздушную, подчеркивающую все изгибы ее изящного тела.
Халат был сброшен в следующую секунду. Он полетел на кресло, стоящее в уголке.
И вот Оля стоит перед ним в одной невесомой сорочке на тонюсеньких бретельках. Через ткань проступают горошинки сосков. Она так красива, что дыхание замирает.
— Ты похожа на сон, — умудряется вытолкнуть из себя слова Зорин.
Она кивает в ответ. Серьезная, сосредоточенная. Ей то, что она делает сейчас, дается нелегко. Но она не хочет прекращать. Оля тоже понимает, что именно она должна переступить черту…
Подцепленные пальцами бретельки соскальзывают с плеч. Сорочка спадает до талии. Оля подхватывает ее, но лишь затем, чтобы медленно опустить на пол.
Когда розовое облако шелка оказалось у ее ступней, она перешагнула через него.
Зорин провел руками по ее бедрам. Притянув к себе, поцеловал в живот. В этот момент Оля не только улыбнулась, но и тихонько засмеялась…
* * *
Она уснула, свернувшись калачиком под его боком. Такая нежная и беззащитная, что Зорин боялся повернуться. «Задену еще ее своей медвежьей лапой, — думал он, закидывая руку за голову вместо того, чтобы подоткнуть подушку. — А если навалюсь во сне? Привык один спать, раскидываться вольготно…»
Так и уснул в неудобной позе. Но конечности отлежать не успел, его потревожил звонок. Чертыхаясь, Миша встал с дивана, чтобы найти на полу свои штаны, в кармане которых лежал сотовый.
— Слушаю, — бросил он в трубку. Он видел, что Оля проснулась, ей зябко, и накрыл ее покрывалом.
— Майор, я нашел его! — услышал он голос Ермака.
— Кого?
— Да не кого, а что! Убежище Гамлета. То, в котором он держал Офелию. Это заброшенная трансформаторная будка на водокачке. — Водокачка также не работала уже лет двадцать. В старом Ольгино осталось много покинутых объектов и строений. Поэтому было так трудно найти убежище Гамлета. — Приезжай, тут есть на что посмотреть.
— Ночь на дворе. Утром приеду.
— Если бы это ждало до утра, я бы тебе в такой час не звонил.
— Объясни хотя бы, что ты там такое нашел?
— А теперь ответ будет: «Не что, а кого»! — И отключился.
Это Мише не понравилось. Что за игры и загадки? Он перезвонил Ермаку, но телефон абонента оказался вне действия Сети. Значит, тот майора не сбросил, а у него кончилась зарядка.
— Тебе нужно ехать? — спросила Оля, приподнявшись. Личико заспанное, волосы взъерошенные. Милая, трогательная. От нее так не хотелось уходить.
— Что поделать, служба. — Зорин наклонился, взял Олино лицо в ладони и жарко поцеловал в губы. — Я позвоню утром. А ты спи.
— Провожу тебя.
Она слезла с дивана и, закутавшись в покрывало, пошлепала за Зориным.
— Красивые ботинки, — похвалила она его обувь.
— Тетка подарила. Ей не нравилось то, что я перед областным начальством предстаю как деревенский босяк.
— К ним бы костюм.
— Галстук, трость и шляпу не желаете? — улыбнулся он и обнял Олю на прощание.
«Я люблю тебя», — сказал он про себя. Вслух такие фразы произносить рано.
Но как же хочется…
Глава 2
Проводив Мишаню, она вернулась в комнату. Красиво снятая сорочка валялась на полу. Оля подобрала ее, чтобы убрать в шкаф. В хлопчатобумажной футболке намного комфортнее. Натянув ее, Оля нырнула в кровать. Думала, что уснет мгновенно, но нет. То ей было жарко и пришлось открывать окно, то хотелось пить, то комар залетел и мерзко жужжал
