Убийства и цветочки - Дарья Александровна Калинина
— Ну, нет, как раз на Крошечку она совсем не похожа. У той характер задиристый, боевой, всякого облаять готова, а то и зубами вцепиться. А эта жмётся, дрожит, глаз поднять боится. Хотя по размерам подходит. И форма мордочки похожа. Шерсть только другая.
— Девочки, надо её забрать, — пожалела Оля собачку. — Она же тут пропадёт. Иди ко мне, маленькая.
Собачка далась ей легко. Она была так напугана, что дрожала всю дорогу до дома.
— Возьму её к себе, — решила Оля. — Одну ночь Калачик уж как‐нибудь потерпит. Я ему скажу, что это только на время.
— А потом куда?
— К Анне Вольфовне и пристроим. Как собирались, так и сделаем. Коли Крошечка появится, будет ей подружка. А если нет…
Как и следовало ожидать, Калачик совсем не обрадовался, увидев, что его драгоценная хозяйка возвращается домой не одна, а прижимая к груди чужую собаку. Он укоризненно посмотрел на Олю.
Что? Опять?
Но потом встал на задние лапки и обнюхал новенькую. Запах ему не понравился, потому что он пару раз чихнул.
— Сама вижу, что она грязненькая. Но сейчас мыть мы её не будем. Надо дать ей время прийти в себя. Завтра у нас будет банный день, а сегодня все умаялись, всем спать.
Немножко посидев на крылечке, прислушиваясь к окружающей её спокойной ночной тишине, Оля постепенно и сама успокоилась. Весна вступала в свои права. Сладко пахла пробивающаяся свежая травка. Лопались набухшие почки на деревьях. И уже первые робкие цветочки на черешне показывали свои белоснежные лепестки. Совсем скоро следом за черешнями должны были зацвести вишни с алычой, потом яблони, начиная с ранних сортов и заканчивая поздними, а за ними и груши со сливами. Наступало самое красивое время, когда деревья покрывались белым ажурным кружевом, а в ногах переливались сочными красками вошедшие в пик цветения луковичные.
— Будем надеяться, что больше ничего плохого у нас не случится.
Многое ещё не давало Оле покоя, но она велела мыслям угомониться. Сейчас ей хотелось только спать. Заходя в дом, она услышала какой‐то звук вроде выстрела или короткого треска, но не придала ему особого значения.
Новенькой собачке для сна выделили подушечку, на которой она и свернулась калачиком. От сухого корма, который ей насыпала Оля, собачка отказалась. Но корм всё же не пропал, его быстренько доел Калачик, который вообще не выносил, когда из еды что‐то пропадало даром. Радовало хотя бы то, что водички новенькая собачка немножко полакала. Хотя в целом выглядела она не ахти. И конечно, надо было бы показать её ветеринару, но Оля так устала, так набегалась, что решила с ветеринарным осмотром повременить.
— Утром, — сонно пробормотала она, погружаясь в сон. — Всё завтра утром.
Но и утром всё так в её жизни вновь стремительно завертелось, что Оле совершенно точно стало уже не до собачьих ветеринаров.
Светлану разбудили громкие крики, которые раздавались, казалось, прямо у неё за окном.
Сев в кровати, Светлана сначала несколько секунд прислушалась к громким голосам, а потом уверенно произнесла:
— Что‐то случилось у нашей Оли.
Крики и впрямь доносились с той стороны, где располагался участок подруги.
— Катя, ты слышишь?
Но легче было разбудить танк. Катя храпела и причмокивала во сне губами.
— Даже во сне она лопает! — невольно восхитилась Светлана. — Вот ведь характер у человека!
И она погрозила пальцем безмятежно храпящей подруге:
— Я с тобой ещё потом разберусь! Ты у меня тростиночкой на ветру закачаешься!
По давней своей укоренившейся привычке Светлана всегда спала в одной коротенькой ночнушке. Пижамы она не любила, они её душили. Длинные ночные сорочки путались в ногах и стесняли движения. Но и спать голышом было не совсем уютно. Дуло в оголённую спину. Так что Светлана выбрала приемлемый для себя вариант.
Скинув с себя бежевую ночнушку из мягкого хлопка, женщина встала в полный рост перед зеркалом. А она ещё ничего, самодовольно прикинула она. Фигуру даже на пенсии ей удалось сохранить. Располнела за зиму чуть-чуть, но это можно быстро привести в норму. Убедившись, что за ночь никаких непоправимых изменений в её внешности не произошло, Светлана торопливо натянула серый спортивный костюм и поспешила из дома.
Если ничего страшного не произошло, то она ещё успеет совершить утреннюю пробежку, вот о чём она размышляла. Но все мысли о занятиях спортом вылетели у Светланы из головы, стоило ей выглянуть на улицу. Возле Олиного дома образовалось настоящее столпотворение. Столько народу Светлана не видела даже на ежегодном собрании правления их посёлка, когда обсуждался какой‐нибудь очередной, требующий финансовых вливаний проект, у которого неизменно находились как сторонники, так и противники, которые в равной степени стремились во всеуслышание высказать своё мнение. И даже тогда не было такого шума и гвалта. Казалось, что тут собрались вообще все жители посёлка. И все они выглядели очень взбудораженными.
А некоторые так и вовсе не скрывали своих эмоций и выкрикивали в полный голос:
— Хулиганство!
— Вопиющее безобразие.
— Вандализм!
— А вот и ещё одна идёт! Она тоже с ними была! Смотрите на неё!
Теперь толпа ополчилась против Светланы, которая приближалась, совершенно не чувствуя за собой никакой вины.
— Как вам троим не стыдно!
— А вроде бы приличные женщины!
— Ишь, смотрит! Чего вылупилась? Ведь не девочка уже!
— Постеснялись бы! Какой пример вы подаёте молодежи!
— С ними ещё толстуха была! Небось она фонтан у Лидии Петровны в саду и кокнула!
— Три разорённых сада, три преступницы. Одна в конкурсе победы добивается, две другие ей помогают. За главный приз борются, выиграют и на троих поделят!
Светлана ничего не понимала, хотя и видела, что со всех сторон на неё смотрят осуждающие лица. Она молча продиралась сквозь толпу туда, где слышался громкий плачущий голос Оли.
Подруга была явно на грани и кричала чуть ли не в голос:
— Я ничего не понимаю! Мы с подругами ничего плохого не делали!
— Не врите! — наседали на неё со всех сторон. — Вас видели!
— Кто?
— Свидетель имеется! Поликарп Иванович видел вас троих, когда вы к нему в сад лезли. Не спалось ему, предчувствовал человек неладное. Он вас и застукал, когда вы к нему через ограду все трое лезли. Шуганул вас, хулиганок, крик поднял. В доме ещё люди были, они тоже выбежали. Вы поняли, что затея ваша не удалась, и удрали!
— Вы уж не увиливайте!
— Покайтесь!
— Глядишь, вас и простят.
Но Оля в ответ отрицательно трясла головой:
— Не в чем мне каяться! Не виновата я!
Скандал набирал силу и ширился. Уже послышались отдельные голоса в толпе,
