Идеальная девушка - Рут Уэйр
Нет, налицо настоящая трагедия, ни больше ни меньше. На Ханну внезапно наваливается обида из-за того, что рядом с ней здесь должен был бы, по идее, сидеть Уилл, держа за руку, однако его нет, и ей приходится выполнять свою обязанность в одиночку. А еще досада на Хью и на собственную беспросветную глупость.
Обида пронзает ее, как разряд молнии. Катафалк останавливается перед крематорием, и Ханна находит в себе силы встать и с грузной неторопливостью пройти по гравиевой дорожке к тому месту, где ждут остальные – Райан в инвалидной коляске, Белла. Они сочувственно обнимают Ханну.
Нет, она переживет.
Ребенок в утробе бьет ножкой, скорее, даже просто давит на стенку матки. Ханна видит, как натянулась черная ткань, и приспосабливаясь к давлению, занимает позу поудобнее.
Они оба это переживут.
– Готова? – спрашивает Эмили.
Ханна кивает:
– Лучше, чем сейчас, не будет.
– Мы с тобой, – говорит Райан.
Ханна опять кивает и выдавливает улыбку.
– Его родители уже в часовне, – говорит Белла. – Нам тоже пора. Ты готов, Райан?
Ее муж кивает, щелкает ручкой управления инвалидной коляски и начинает медленный подъем по рампе к часовне крематория.
Ханна не знает, что увидит внутри. В прохладном полумраке стоят двое, их головы опущены, предстоящая встреча с ними вызывала у Ханны дурные предчувствия. Что она может им сказать? Что вообще можно сказать родителям, которых настигло самое страшное горе – смерть сына?
В итоге ей не приходится ничего говорить.
Мать покойного подходит и молча обнимает ее. Они стоят рядом в пятне света, падающего из окна. Их окружает сине-зеленое море витражей. Начинает звучать орган, Ханна вытирает глаза, все поворачиваются в сторону священника, произносящего: «Мы собрались здесь, чтобы почтить память Хью Энтони Блэнда».
И только сейчас Ханна осознает, что все действительно позади.
Новое начало
– Родильное отделение в другой стороне, – говорит сидящая за столом вахтерша, когда Ханна входит в вестибюль, миновав центральный вход и направляясь по коридору к лифту.
– Знаю, – бросает на ходу Ханна. – Я не по своей части. Я к мужу.
Стоя в лифте, она ощущает медленные, как волны, движения ребенка в утробе. Последнюю неделю или около того они стали немного другими, но, как уверяют акушерки, вовсе не замедлились. Вместо беспорядочной, неистовой активности, к которой она успела привыкнуть, малыш проявляет большую основательность. У ребенка растут ножки и ручки, а места, чтобы ворочаться с боку на бок, становится все меньше. Гинеколог на последнем обследовании сказала, что он уже перевернулся вниз головкой: «Я не уверена, что он сохранит такое положение, но будем надеяться».
Ханна кладет ладонь на плотный шар, в который превратился ее живот.
Лифт издает писк, Ханна выкатывается из дверей в коридор и сворачивает направо, где расположена палата Уилла.
Он сидит на постели и, кивая, беседует с врачом.
Ханна на секунду задерживается, опасаясь им помешать, однако Уилл ее замечает. Его лицо светлеет.
– Хан, иди сюда, присядь. Доктор Джеймс, это моя жена Ханна.
– А-а, везучая женщина, – усмехается врач. – Если все пойдет как надо, мы починим его прямо к знаменательному дню, – добавляет он, кивком указывая на ее живот.
– Доктор Джеймс говорит, что меня могут завтра выписать, – с радостной улыбкой сообщает Уилл.
– На определенных условиях, – строго замечает врач. – И если физиотерапевты разрешат. Ясно, что ваша жена не может поднимать никаких тяжестей. Вам придется самому садиться на унитаз и вставать с него.
Уилл морщится, но согласно кивает. Он явно решил, что доктор дает добро, и со всей силой, на которую способен, сжимает ее руку.
– Ложись ко мне.
– Ты с ума сошел? – Ханна окидывает взглядом узкую больничную койку и свой внушительный живот. – Я здесь ни за что не помещусь.
– Да ладно тебе. – Уилл, болезненно морщась, отодвигается, освобождает место. – Поместишься. Я не дам тебе упасть.
Ханна опасливо, стараясь не касаться повязки на боку мужа, забирается на кровать рядом с Уиллом и кладет голову ему на руку, Уилл держит ее за плечо с неожиданной силой. Она не забыла долгое, кошмарное ожидание скорой помощи в темноте на пляже. Уилл держал ее ладонь своей скользкой от крови рукой. Хватка слабела по мере того, как он то приходил в сознание, то снова терял его. Ее собственное сердце всякий раз, когда хватка слабела, замирало от ужаса – неужели на этот раз Уилл действительно уйдет от нее во мрак, как ушел Хью?
Ханна на секунду зарывает глаза, вспоминая об ужасе той ночи, и, снова открыв их, решительно отгоняет кошмар прочь.
– Тебе удобно? – спрашивает она нарочито четким, деловым тоном. – Я не причиняю тебе боль?
– Не причиняешь. – Свободной рукой Уилл смахивает волосы с ее лица и гладит по щеке с такой нежностью, что Ханну окатывает волна невероятного счастья и любви. – Расскажи, каково было сегодня утром? Тяжко?
– Ох, Уилл. – Она прикрывает лицо рукой. – Просто жутко. Бедные родители. Священник молодец, но что он мог сказать? Какие слова мог найти о жизни такого человека, когда все всё уже знают?
– Я до сих пор удивляюсь, что они позволили тебе приехать. Я имею в виду его родителей. Я бы на их месте попросил не пускать никого.
Ханна задумчиво кивает. Она о том же спрашивала себя в катафалке по дороге в крематорий, но, когда ее обняла мать Хью, похоже, нашла ответ.
– Ты прав. Я бы тоже. С другой стороны… – Ханна замолкает, глядя в окно на крыши Эдинбурга. – С другой стороны, они поняли, что нам тоже нужно попрощаться. Ты понимаешь, о чем я? Подвести черту. Кроме того… – Ей нелегко подобрать слова. – Кроме того, они, возможно, хотели взглянуть на меня. Убедиться, что я и ребенок вопреки тому, что сделал Хью, в порядке.
– Это я могу понять. – Уилл, морщась, шевелится. Ханна пытается отодвинуться, решив, что делает ему больно, но тут замечает, что Уилл достает мобильник. – Ты видела? – спрашивает он, пододвигая лежащий на тумбочке телефон поближе кончиками пальцев. – Полиция выпустила заявление по делу Невилла.
Ханна отрицательно качает головой:
– Нет, я провожу мало времени в Интернете. Что они говорят?
– Минутку, сейчас найду. – Уилл включает телефон и неловко прокручивает ленту
