Идеальная девушка - Рут Уэйр
Некоторое время они молчат. Ханна пытается переварить услышанное. Она представляет, как Новембер с Джерайнтом сидят в кафе и пытаются выразить свои чувства, для которых не существует подходящих слов, и в которых она сама после признания Хью пытается разобраться каждый божий день.
Как с таким можно примириться? Как Уиллу жить после предательства лучшего друга? И как жить ей самой, сознавая, что она обрекла Невилла на бесславную смерть в одиночестве?
– Эй, – слышится голос Уилла. Ханна чувствует, как он прикасается губами к ее волосам, и понимает, что происходит, только заметив редкие слезы, текущие по щекам. – Эй, Ханна, не надо плакать. Время плакать миновало, ты понимаешь? Это не твоя вина, не твоя.
– Нет, моя, – возражает она. – Моя, Уилл. Я приговорила Невилла за то, что он был стар, мерзок и навязчив. За это в ответе я.
– Хью обманул тебя, – настойчивее повторяет Уилл. – Причем не тебя одну. Обманул всех нас. Меня, полицию, администрацию колледжа. Даже Эйприл. Всех. Он… – Голос Уилла срывается, Ханна вновь вспоминает, как горько он плакал в первые дни после смертельной схватки. – Он был моим лучшим другом, черт побери. Я любил его. И это я познакомил его с тобой и Эйприл. Разве я не так же виноват?
Ханна снова кладет голову на подушки, делает глубокий вдох, стараясь успокоиться. Уилл, разумеется, прав. Виноват один Хью, и никто больше. И все-таки она по-своему права. Они все поверили Хью не потому, что приняли его таким, каким он был на самом деле, а потому, что им понравился его фасад очаровательного, доброго, безобидного, симпатичного парня. У Джона Невилла такого фасада не имелось. Так что в этом есть и их вина. И от нее никуда не скрыться. Придется жить с эти бременем всю оставшуюся жизнь.
– Знаешь, что меня бесит? – с горечью возобновляет разговор Уилл. Он яростно вытирает глаза кулаком левой руки. – Заявление полиции Темз-Вэлли о недавно обнаруженных новых свидетельствах – как будто они сами их раскопали! Было бы правильнее сказать «свидетельства, которые нам преподнесли гражданские лица, рисковавшие ради их получения своей жизнью».
Ханна кивает. Они уже обсуждали кошмарный вечер, долгую, жуткую поездку Уилла на мотоцикле сквозь ночь, голос Ханны, шепчущий в ухо под шлемом, слово за словом вытягивающий из Хью признание. Уилл рассказал ей, как с каждым виражом, туннелем, кочкой на дороге росла тошнотворная уверенность, как он понял, что Ханна не просто в опасности, а что именно грозит ей и почему.
Сделанная Уиллом запись ее разговора с Хью окончательно обезоружила полицию. Ханна до сих пор, холодея, с облегчением и страхом думает об этом его интуитивном решении – что было бы, если бы Уилл не записал ее звонок? Она или Уилл могли бы сами угодить в тюрьму. Потому что, явившись, наконец, на место и обнаружив Ханну в истерике, Хью мертвым, а Уилла истекающим кровью от огнестрельной раны в боку на песчаной макушке утеса, полицейские заподозрили в убийстве Ханну, надели на нее наручники и посадили в другую машину скорой помощи. Первая, сверкая в темноте голубой мигалкой, уже унеслась, увозя Уилла.
История, рассказанная Ханной, была слишком причудлива, чтобы полицейские сочли ее убедительной: убийство десятилетней давности, растущие сомнения, похищение, борьба, выстрелы Хью – сначала в Уилла, потом еще один, в его собственное сердце. Может быть, пистолет выстрелил случайно, пока они боролись? Или… Ханна вспоминает угрюмый вид Хью в машине, словно на того давил неимоверный груз, становившийся все тяжелее по мере продолжения ночной поездки. Возможно, ему самому надоело хранить свою тайну, и он не захотел принести на ее алтарь новые жертвы.
Они уже никогда не узнают, что происходило в его голове в те последние минуты. Даже Уилл в растерянности. Кошмарная зловещая схватка ужаснула его точно так же, как и Ханну, еще свежи в памяти пронизывающая боль и мысль, что в него попала пуля и он истекает кровью. Но в руках у Ханны был телефон Уилла, липкий, перемазанный кровью, и она вручила его полиции, разблокировав трясущимися пальцами. Сделанная Уиллом запись представила всю историю без прикрас. На ней Хью сам подтвердил показания Ханны: «Браво, Ханна Джонс. Ты наконец все поняла. Я был уверен, что рано или поздно ты догадаешься».
Но она поняла не все. Или не до конца.
Ведь она до сих пор не знает, почему он это сделал. И никто другой тоже не знает.
* * *
Возвращаясь из больницы на такси, Ханна звонит с нового телефона Новембер, рассказывает о похоронах и о самочувствии Уилла.
– Его, возможно, завтра выпишут, – сообщает она, и мысль о том, что Уилл скоро будет дома, отзывается в сердце радостью. Побитый и исцарапанный, с дыркой в боку размером в кулак, в черно-желтых синяках по всему туловищу, но ее муж будет дома. Последние несколько недель Ханна страдала от одиночества, поблизости ни одного близкого человека – только она и ребенок. Одиночество будило ее по ночам, когда казалось, что она все еще там, в машине, мчащейся в неизвестном направлении, с бывшим другом, оказавшимся убийцей. Одиночество нагоняло тревогу, что начнутся преждевременные схватки или кровотечение, и ей придется одной ехать на такси в больницу, ждать врачей, пытаться им объяснить свое положение. Синяк от удара Хью из лилово-черного сделался мерзко желто-зеленым; иногда,
