Черные крылья - Николай Иванович Леонов

От размышлений отвлек звонок Валентина Барсукова. Тот говорил тише, чем обычно, но в голосе появились какие-то странные нотки, будто горе его отвердело и пригасило жизнь:

– Товарищ полковник, я хочу поговорить. Вы можете приехать в больницу?

Без лишних вопросов полковник Гуров выкрутил руль – наверняка Валентин Барсуков зовет его не просто так.

В больнице Барсуков встретил его на своих ногах. Правда, Лев его едва узнал. Крепкий мужчина вдруг превратился в старика. Лицо его осунулось, а широкое тело будто усохло под больничной пижамой. Шаркая тапками по казенному линолеуму, Валентин отвел опера подальше от палат в самый конец коридора. Молча всучил пухлую пластиковую папку:

– Это вам, Лев Иванович. Это должно помочь найти того, кто убил мою дочь, – говорил Валентин тоже с выцветшими, сухими интонациями.

Лев Гуров с трудом произнес:

– Валентин… я занимаюсь только убийством Терехина.

Тот закивал мелко:

– Я знаю. Только оба убийства могут быть связаны напрямую. И я думаю, что это могли быть наши конкуренты.

Лев Иванович молчал, сейчас лишние вопросы ни к чему. У Валентина есть своя версия, пусть изложит ее.

Тот говорил медленно, будто воздуха не хватало в груди:

– Я всегда следил за финансовыми делами фирмы. Конечно, не как бухгалтер, но проверял, чтобы все было в порядке хотя бы на уровне доходов и расходов. В нашем бизнесе трудно удержать грань и не связаться с криминалом. Поэтому все сотрудники должны быть кристально чистыми. Да, я отслеживаю их траты, хотя это незаконно, зато надежно. Три месяца назад я заметил, что один из наших менеджеров стал делать крупные покупки. Машину, путевку, я по своим связям пробил – это все без кредитов. Парня взял в оборот, поговорил с ним… – Пухлые пальцы с белесыми волосиками сжались и превратились в увесистые кулаки.

Как из сотрудника Барсуков получил информацию, Лев Гуров интересоваться подробнее не стал. Это тоже, скорее всего, как выразился Валентин – методы на грани закона.

Валентин тем временем побледнел, пошатнулся, но удержался на ногах. И вместо слов лишь упрямо замотал головой – все нормально, я в порядке.

– Это важнее, – он кивнул на папку с документами. – Вся информация на того парня, он признался, что работал на наших конкурентов. Сливал им информацию, вредил по мелочи, подставлял перед клиентами, а они ему платили за испорченную репутацию. Это компания «Контроль», борзые, решили правильными стать, – Барсуков скривил губы. – Я их главного еще с девяностых знаю. Борис Швец. На одном районе с ним кусались, он за бандитов, а я за ментов. Он тогда сбежал с общаком за границу, а сейчас вернулся – времена не те, авторитетов тех больше нет. Вот и собрал вокруг себя таких же, шваль, одно слово. По-хорошему работать не захотел, сказалась натура бандитская, полез грязными руками. А когда я их засланца поймал, то ничего не придумали, как по-старому действовать – силой. Ума не прибавилось за годы.

Лицо у Барсукова вдруг болезненно дернулось:

– И у меня тоже, видать, к старости голова соображать перестала. Василию я не рассказал об этом…

– Почему? – осторожно уточнил Лев Иванович.

Мужчина прикрыл глаза, тяжелые, складчатые, как у черепахи:

– Гонор… Это же мой прокол, что проглядел в этом парне предателя. За каждого я отвечаю, кого взял в компанию. А тут прокололся и Василию Петровичу говорить не стал, стыдно было за свою ошибку, – лицо его стало серым. – Если бы я знал, какие будут последствия… Я уверен, что Василия и мою дочь убили люди Швеца. Когда его «крысу» вычислили, он поступил как дуболом, просто устранил руководство фирмы. Василия убил, а ко мне подобрался через дочь. Сейчас компания наша обезглавлена, клиентов можно забрать себе в два счета, тем более что все данные им этот лазутчик таскал три месяца в зубках.

– Доказательства есть какие-то?

Валентин снова открыл глаза, они были белесыми, будто горе выжгло из них цвет:

– Поэтому я позвал вас, Лев Иванович. Нет, прямых доказательств у меня нет. Только информация на каждого сотрудника этой компании «Контроль». Но я прошу вас, как человека, как друга Василия Петровича, как офицера и как сотрудника полиции, заняться этим. Я много лет служил в органах и знаю: там прекрасные люди, но есть взяточники, есть ленивые, есть бездари, как и везде. Я тому пример, из-за собственной гордости, гонора потерял дочь и всю свою жизнь.

Валентин пошатнулся снова, на этот раз устоять на ногах ему не удалось, но он продолжал говорить, даже опускаясь по стене на пол:

– Прошу, найдите доказательства. Я отдам все, у меня есть накопления, подниму все свои связи. Эти уроды должны за все ответить. Прошу вас. Я уже не смогу этого сделать.

Издалека к мужчине бежала уже медсестра:

– Ему плохо! – Она ловко поймала грузное тело и прикрикнула на Гурова: – Ну что вы встали, помогите! Его надо уложить на пол. Я позову врача!

Валентин сжал рукав опера:

– Я прошу вас. Только вы сможете найти доказательства их вины. Я слишком слаб, я сделал столько ошибок, не уберег дочь. И просто хочу знать правду, ради Вали, ради Василия, проверьте мои догадки.

Он говорил что-то еще, но так тихо, что Лев не слышал его. Шепот мужчины перебили голоса врачей, грохот каталки, стук шагов. Вокруг них поднялась суета, Валентина Барсукова подняли на каталку и увезли куда-то за белые двери. Та самая медсестра сердито напустилась на опера:

– Что вы наделали? Вы понимаете, что это за отделение? Здесь люди лежат после инфарктов, им волноваться категорически нельзя. Ну зачем вы его заставили встать! Он же только с того света выкарабкался.

Полковник ничего ей не ответил. Будто во сне он двинулся по коридору, перед глазами до сих пор стояло серое лицо Валентина Барсукова. Неужели он умрет? Станет еще одной жертвой в этой истории? Сколько их уже? Василий, Валентина… его вдруг как огнем обожгло… а как же Арман, его смерть, как и его ограбление коттеджа, опять не вписывается ни в одну версию. Если Василия и Валентину убили по заказу владельца компании-конкурента, то при чем тут Арман? Его побег был случайностью, никакие конкуренты не могли предусмотреть этого. Или за коттеджем ведут наблюдение?

С этим ворохом мыслей Лев добрался до дома, но свет в окне вызвал у него вдруг тоску и досаду. Он сейчас поднимется наверх, поцелует жену, сядет ужинать и будет разговаривать с ней, обычно, по-домашнему проведет вечер. Пускай даже и поработает