Дебри - Сара Пирс
Несколько секунд мы молчим, но не совсем в тишине. Здесь никогда не бывает тихо. Стоит постоянный низкий гул: шум кондиционера, звон тележек, которые катят мимо палаты.
– А ты как?
Повисает тяжелое молчание.
– Не особо, – наконец признается Пенн. У меня возникает подозрение, будто он что-то скрывает, но я не напираю. Смутившись от моего пристального взгляда, он наклоняется и роется в сумке. – Пока не забыл, меня настоятельно просили передать тебе вот это. – Он вытаскивает букетик слегка поникших полевых цветов и отдает мне. – Они от Этты. Роми помогла ей их упаковать.
– Этта. – Я не могу удержаться от улыбки.
– Знаешь, она похожа на тебя, – мягко говорит Пенн. – У нее твои глаза.
Моргнув, я тянусь за стаканом с водой. Снимаю с букета влажную бумагу, ставлю цветы в воду и расправляю их.
Пенн наблюдает за мной. Мы оба оттягиваем неизбежное, но я хочу наконец-то покончить с этим.
В конечном итоге он все-таки заговаривает первым.
– Кир, я… – Его голос срывается. – Слушай, нам необязательно об этом говорить, если ты не готова, но я должен сказать тебе, что виноват. Мне следовало прислушаться к твоим словам. Я должен был помочь.
– Ты о чем?
– Тогда, в Девоне. – Лицо Пенна становится серьезным. – Меня поглотила подготовка к свадьбе, и я не прислушался, когда ты сообщила, что кто-то за тобой следит. А должен был.
Некоторое время я перевариваю его слова. Я много об этом думала. Мог ли он предотвратить случившееся. Могло ли что-то измениться в тот момент или в другой.
– Мне кажется, я все равно приняла бы решение дать Зефу еще один шанс, – осторожно произношу я. – Если не тогда, то в другой раз. Мне требовалось самой удостовериться в том, какой он. И ты вряд ли сумел бы что-то изменить.
Я все равно приняла бы такое решение. Даже сейчас я не сомневаюсь в этом, ведь мне очень хотелось позволить Зефу доказать, что он по-прежнему тот человек, с которым я познакомилась. Человек, который считал нас способными взлететь. Человек, который умел наколдовать еду из слов, даже прямо из воздуха.
С минуту мы оба молчим, но без напряжения. И пусть Пенн не ждет от меня объяснений, они нужны мне самой.
– Слушай, я тоже виновата. Я не связалась с тобой раньше, не дала знать, что жива.
Он криво улыбается.
– Не извиняйся. После всего случившегося ты просто была не в том состоянии.
– Да, но уже несколько месяцев все хорошо. Знаешь, я пыталась, даже брала в руки телефон, но не могла… Я думала о твоей работе. О том, что поставлю тебя в неприятное положение. – Я нервно сглатываю, мне трудно подобрать слова. – И я понимала, что, если свяжусь с тобой, семье Зефа тоже сообщат. Я не могла пойти на такой риск. Ведь у меня есть…
– Этта?
Я киваю.
– Пока я находилась здесь и существовала вероятность очередного осложнения. Я понимала, что не сумею защититься…
У меня до сих пор мурашки бегут по коже от мысли, что кто-то из его мира, кто-то, настолько изуродовавший Зефа, отнимет ее у меня.
Я медлю, готовясь к тому, что скажу дальше.
Пенн внимательно смотрит на меня.
– В чем дело?
Поднимая голову, я впервые по-настоящему смотрю ему в глаза. Грудь внезапно стягивает, и на поверхность вырывается странный коктейль эмоций, в которых к любви, облегчению примешивается еще и страх. Несмотря на все слова Пенна, я напугана. Мне страшно. Ведь теперь, узнав о случившемся с Зефом, он может изменить мнение обо мне.
Собравшись с духом, я начинаю говорить:
– Я боялась связаться с тобой не только из-за твоей работы. Я боялась… боялась того, что ты обо мне подумаешь. Не будешь ли воспринимать меня, как мы когда-то маму.
Я снова и снова изучаю его лицо в попытке найти какое-то подобие того, что видела тогда, но не нахожу. Никакого осуждения.
– Я никогда в это не верил, – пылко заверяет Пенн. – С мамой только поначалу, потому что папа промыл нам мозги, но теперь и с тобой – никогда.
Он наклоняется, берет меня за руку, и твердый узелок страха, так долго живший во мне, начинает растворяться.
– Я хотела отдать тебе кое-что, – сообщаю я. – С тех пор как узнала, что ты здесь. – Держа его руку в своей, я роюсь в ящике стола и протягиваю Пенну листок бумаги. Тот листок, который был рядом со мной с тех пор, как я нарисовала его тем вечером. – Я сделала это на случай, если со мной что-нибудь случится. Здесь те места, куда ты мог бы отвезти Этту в будущем.
Отпустив мою руку, он разворачивает лист и резко охает.
– Карта… Она прекрасна, Кир.
– Карта нарисована карандашом, черно-белая, и выглядит не такой законченной, как остальные, но я постаралась изобразить на ней все. Все, что имеет значение. Это не карта одного конкретного места, как другие, а все вместе взятые. Все места, по-настоящему особенные для меня. – Я вожу пальцем по бумаге. – Вот бухта, где мы учились плавать. Поле с костром. Некоторые места с других карт, которые я тебе посылала. Шри-Ланка. Франция.
С минуту Пенн молчит, а потом смаргивает навернувшиеся на глаза слезы.
– Когда ты поправишься, мы съездим туда вместе. И возьмем Этту.
– Да, можно, но думаю, это моя последняя карта. По крайней мере, на какое-то время.
– Ты не собираешься больше их рисовать?
Я качаю головой.
– Когда я рисовала эту… то чувствовала себя совсем по-другому. Я хотела сделать ее для тебя, на случай, если не выживу, но я больше не испытывала прежнего желания рисовать их. – Я смотрю на Пенна. – Помнишь, как перед свадьбой ты спросил, не хочу ли я уже где-нибудь осесть?
Он кивает.
– И я ответила тебе… не совсем правдиво. Думаю, мои путешествия – это своего рода бегство, бегство от мыслей о том, кем я могла бы стать.
– Дочерью монстра? – едва слышно шепчет он.
– Да, и еще я кое-что искала. – Я снова скольжу пальцем по карте. – Наверное, я искала счастье, которое у нас было на той, самой первой карте. Счастье быть вместе с мамой. С прежней мамой, до того, как все случилось.
Пенн сжимает пальцы так сильно, что белеют кончики.
– Думаю, все места,
