Черная рука - Стефан Толти
Свою честность Петрозино подтвердил даже после смерти. Несмотря на двадцать шесть лет службы в полиции, у него почти не осталось сбережений, которые можно было бы передать семье. В качестве щедрого жеста Маленький Тим Салливан внес законопроект о предоставлении Аделине специальной вдовьей пенсии в размере двух тысяч долларов. Что же касается пятидесяти тысяч на тайную службу Бингема, то Салливан с союзниками наложили на них вето.
Газета New York American[599] основала «Фонд героя», чтобы помочь Аделине оплачивать счета[600]. Уильям Рэндольф Херст внес в него пятьсот долларов, к нему присоединились судьи Верховного суда штата Нью-Йорк, олдермены города Нью-Йорк, президенты городских боро[601], президент Колумбийского университета, а также еврейский банкир и филантроп Джейкоб Генри Шифф. Энрико Карузо, старый друг Петрозино, дал сто долларов в знак «блестящей службы Петрозино не только во благо Америки, но и Италии»[602].
Негативные последствия в адрес итальянских иммигрантов быстро набрали ход. Бойцы Итальянского отряда не думая бросились в атаку, что не сделало им чести. Они «прочесали» весь центр города, произведя облавы на многих предприятиях в итальянском квартале, включая таверну на Монро-стрит и бильярдную на Уотт-стрит, 164, где было арестовано двадцать семь итальянцев по обвинению в «нарушении общественного порядка», хотя они, по сути, просто общались. Аресты продолжались вечер за вечером: в танцевальном зале на Томпсон-стрит, в парикмахерской на Первой авеню и так далее. «Говорили, что рейды, – сообщала газета Sun, – стали частью плана по воспрепятствованию тому, чтобы итальянцы собирались большими группами»[603]. Разумеется, всех арестованных освобождали в судах, и никакой достоверной информации об убийце Петрозино собрано не было. На самом деле отряд просто вымещал свой гнев. Такой же рейд в Бруклине 15 марта привел к поголовному аресту всех сотрудников одного коммерческого заведения. Задержанных обвинили в «осведомленности о недавнем убийстве детектива с мировым именем»[604]. Эти обвинения вскоре тоже были сняты.
Последствия коснулись не только Нью-Йорка. Смерть Петрозино стала «катастрофой для итало-американцев», спровоцировав «эпидемию гонений и поливания грязью», писал историк Ричард Гамбино[605]. В крупных городах полиция проводила зачистки итальянцев, не утруждая себя какими-либо оправданиями. В ходе только одного рейда в Чикаго было задержано 194 человека. В конце концов итальянцы устали от постоянных преследований. В мае двое ирландских полицейских явились на место происшествия в итальянском квартале города Хобокен, штат Нью-Джерси. Один вид синих мундиров после волны весенних преследований привел жителей в ярость. Мужчины стали высовываться из окон многоквартирных домов и стрелять из пистолетов в прибывающих полицейских. Разгорелся полномасштабный бунт, в ходе которого полицейским едва удалось избежать гибели.
* * *
Убийство нью-йоркского полицейского стало темой заголовков газет Лондона, Манчестера, Берлина и даже Бомбея. Начальник берлинской криминальной полиции сказал журналистам: «Я хочу отдать должное способностям и необычайному мужеству Петрозино… Я часто жалею, что у нас нет человека с таким бесстрашием и поразительным талантом»[606]. Италия познала стыд и горькое разочарование. Американцы пожертвовали четыре миллиона долларов жертвам разрушительного землетрясения 28 декабря 1908 года на Сицилии и в Калабрии, унесшему по разным оценкам до 200 тысяч жизней, и вот теперь вместо благодарности – возвращение одного из самых знаменитых сыновей Америки обратно в гробу. «СИЦИЛИЯ ВОССТАЕТ ПРОТИВ МАФИИ»[607], – сообщила газета New York Globe, поведав своим читателям о массовых собраниях граждан, желающих помочь в поисках убийц. Итальянцы пожертвовали две тысячи в фонд поимки убийц; правительство в Риме отдельно объявило награду в размере трех тысяч долларов («для них это большая сумма», – отмечалось в сообщении); чиновники выдвинули идею открытия иностранных бюро для наблюдения за итальянскими эмигрантами в чужих странах. Король Виктор Эммануил III встретился с американским финансистом Дж. Пирпонтом Морганом[608], чтобы изложить ему новый план по борьбе с бедствием итальянской преступности. По мысли монарха справиться с ней можно было через создание сети вечерних школ. «Король считает, что невежество является главной причиной преступности среди итальянских эмигрантов»[609], – сообщила Washington Post. Было отмечено, что монарх написал письма Джону Д. Рокфеллеру, Эндрю Карнеги, а также Асторам, Вандербильтам[610] и Гулдам[611] с просьбой предоставить средства для организации занятий. Однако план монарха так ни к чему и не привел.
И хотя король признал, что итальянские преступники все же добираются до Америки, но даже теперь отрицал существование такого явления, как Общество. «„Черная рука“, что бы это ни значило, – сказал он, подвергая сомнению само понятие, – это лишь атмосфера, нечто неосязаемое и неопределимое». Таковы слова лидера страны, в которой казнили Петрозино.
* * *
Уильям Бишоп, американский консул в Палермо, взял на себя скорбную обязанность организовать возвращение останков Петрозино в США. Он договорился с пароходной компанией о доставке тела на одном из ее судов, однако накануне даты отплытия консулу позвонил агент компании и сообщил, что его жизнь окажется под угрозой, если он будет иметь отношение к этому делу, так что контракт придется разорвать. Консул долго искал замену, и в конце концов нашел корабль, отправлявшийся в Америку, капитан которого согласился доставить Петрозино домой. Тело поместили в запаянный в цинк гроб из орехового дерева, который, по иронии судьбы, на его пути к пирсу должны были охранять восемьдесят итальянских полицейских[612]. Для прощания гроб доставили в центр Палермо, и к нему проследовала длинная вереница местных знаменитостей и политиков, плюс множество зрителей столпились на балконах окружающих домов[613]. «По моему впечатлению, – заметил один из очевидцев, – вооруженная полиция сопровождала труп исключительно из страха, что, воскресни вдруг Петрозино, он начнет громко обвинять их в том, что они бросили его на произвол судьбы».
Похоронная процессия была зловеще молчалива. Никто не произносил речей, никакие женщины не плакали над гробом. Когда катафалк проезжал по
