Медвежий край - Дарья Андреевна Кузнецова
Бересклет уставилась на неё в растерянности, гадая, пора бежать и оказывать помощь или уже поздно? Но опомниться окончательно не успела, через долгое мгновение Вера зашевелилась. Бросаться в новый бой не стала, вообще не поднялась, а села, обняв согнутые ноги, уставилась на Березина хмуро, исподлобья. Измазанная землёй, бледная, но успокоенная, она выглядела зловеще, словно поднявшаяся свежая покойница, накануне преданная земле и теперь выбравшаяся за поживой.
Березин некоторое время молча стоял, собранный и сосредоточенный, но в конце концов поверил, что женщина не собирается продолжать драку. Поморщился.
– Спасибо, – бросил Эрыквыну.
– Дурные вы, мелги-тангит. Женщина, нет – какая разница, раз кэлы? – укоризненно качнул головой чукча.
Березин промолчал, глянул вниз на китель, пропитавшийся кровью, оттянул ткань.
– Погоди, обработать надо! – очнулась при виде этой картины Антонина.
– Царапины, – отмахнулся он.
– И всё же сними китель. – Она решительно поднялась и шагнула к нему, подхватив поставленный у дивана саквояж, чудом не затоптанный в драке.
Перевёрнутая кверху дном гостиная выглядела драматической декорацией, над которой кружилось несколько перьев, выпавших из разорванной подушки и поднятых вверх движением Антонины. Серый, дрожащий Верхов, прижавшийся к стене, пытался с ней слиться, но не убегал, и с куда большим ужасом смотрел почему-то не на свою жену, голыми руками исполосовавшую Березина, а на самого уездного исправника.
– Ну давай, не капризничай, – решительно насела Антонина на своего начальника. – Не то сама сниму.
Эрыквын что-то весело сказал, и Сидор усмехнулся, а Бересклет окончательно перевела дух. Взгляд карих глаз, до этого колючий и злой, ощутимо потеплел, в нём мелькнули смешливые искорки – мужчине явно хотелось что-то сказать, но он сдержался и не спеша взялся за одежду. Распустил кушак, принялся за пуговицы…
Бересклет намёк поняла быстро, да и что хотел сказать Сидор – тоже примерно догадалась. И почему промолчал, ясно: не в его характере скабрёзные шутки при женщинах отпускать, даже если одна из них сама напрашивается, а другая – вообще не пойми кто по своей природе. От смущения опять вспыхнули щёки и зашевелился где-то под рёбрами взволнованный ёжик, девушка отвела взгляд, но поворачивать назад не стала, поставила саквояж на диван и принялась искать необходимые средства. Как бы ни дразнил её Березин, сейчас он – пациент, которому нужна помощь.
Спокойная деловитость Антонины помогла и хозяину дома взять себя в руки, он отлип от стены, одёрнул жилет. Вера продолжала зыркать из своего угла, не нападала и не рычала, но и привести себя в порядок не пыталась.
– А теперь по порядку, – вскоре заговорил Сидор так спокойно, словно не было драки, словно не расстёгивал он сейчас рубашку, не сдерживая раздосадованной гримасы: порезы впрямь были неглубокими и неопасными, но боль причиняли настоящую и кровью мундир залили весьма щедро. – Кто такая Вера на самом деле и в чём она клялась?
Он снял рубашку, позволил Антонине себя усадить и даже сумел, хотя это было труднее всего, не отвлекаться на неё – смущённую, но сосредоточенно-деловитую, невозможно очаровательную в этом сочетании. Резко запахло каким-то снадобьем, тонкие девичьи пальцы пробежались вдоль порезов, совсем неощутимо на фоне тугой, дёргающей боли. Но следом за ними пришла приятная прохлада и облегчение, и Сидор не удержался от удивлённого взгляда на собственную кожу. Но нет, порезы никуда не делись – четыре длинные полосы поперёк груди и пара на левом плече. Просто доктор ему достался одарённый.
Березин покосился на жiвницу с признательностью и подбодрил Верховых:
– Или вы добром говорите, или я правду из вас вытряхну. Сам или с помощью шамана, безразлично. Я за эту землю и людей перед Богом и государем отвечаю, и нет разницы, лихих людей гонять или нелюдей.
То ли угроза помогла, то ли спокойный тон, но Вера подала голос:
– Я не делала ничего дурного!
– А я вас в острог и не тащу, хотя вот после этого мог бы, – возразил он, неопределённо дёрнув головой, но все поняли, что имелось в виду. – Слушаю.
Вера оказалась – ни много ни мало – амбой, духом-тигром, хозяином тайги, каким был её отец. Тот жил в лесу, пока однажды не встретил Елену, свою будущую жену, когда она с подружками ходила по ягоды. Грозный дух, сильный и статный, пал без борьбы, пленённый тёплым взглядом, русой косой и тонким станом. Его история, впрочем, оказалась счастливой: они с девушкой полюбили оба, искренне и самозабвенно, и отец той, бывалый охотник, не стал гнать странного зятя, который пришёл налегке и назвался странствующим охотником. Ничего не говорил, но то ли догадался, то ли почуял.
Амба оказался не только по-звериному хитёр, но и по-человечески умён и быстро нашёл себе применение – такое, чтобы и семья в достатке, и родная земля в порядке. А после негласного распоряжения императора, велевшего привечать навьев и договариваться с ними, дела и вовсе пошли в гору. О том, кто он такой на самом деле, знали единицы, всё больше из Охранки, даже родне не говорили, а для остальных это был просто везучий и ловкий человек, сумевший выбиться на самый верх.
Выросшая в любви и ласке Вера, унаследовавшая природу отца, ни минуты не сомневалась, что у неё будет такая же семья. Но ей с избранником не повезло. Верхов стал ухаживать за девушкой не по большой любви, а в надежде хорошо устроиться благодаря влиянию тестя. Но что-то Вера звериным нюхом чуяла, потому что не спешила рассказывать возлюбленному, а после – супругу лишнего. Потом тайна перестала быть таковой, и Эдуард взял с жены клятву, что она не даст его в обиду. Да постарался так, что обещание вышло нерушимым для духа – на крови, по всем правилам и законам Нави. Влюблённая дурочка, у которой к тому же на руках был младенец, долго не думала, пожалела любимого.
А у того уже была любовница, и перепугался он не на пустом месте: боялся, что за обиду дочери грозный тигр откусит голову, вот и потребовал с жены обещания – кровиночку-то отец не тронет. И хитро ещё так подловил, что не только от амбы она обязалась его защищать, но и вообще – от всего. А Верхов решил вовсе удрать на край света. Тут уж не до карьеры, шкуру бы сохранить да сбежать от постоянного бдительного ока тестя!
Тут-то и проявился истинный характер человека мелкого, подлого и трусливого: почуяв власть над тигрицей, обеспеченную хитрой клятвой, он принялся жить в своё удовольствие, помыкая ею и пытаясь тем заглушить собственный страх перед духом, ловко притворяющимся человеком. А Вера, чуждая местной земле, страдала и чахла без родных лесов. Однако сына искренне любила.
Его и Эдуард по-своему любил – как умел этот в общем весьма эгоистичный тип, тем более мальчишка, к его радости, рос человеком и даже проявлял зачатки дара жiвника. Верхов совершенно искренне не замечал, что сын тихо его ненавидит и винит в мучениях матери, да и Вера этого не видела, за что теперь отчаянно себя корила.
– А Саша не долго ли переодевается? И почему на шум не пришёл? – спросила в повисшей тишине Антонина, которая успела зашить Сидору пару самых больших порезов на груди, но рассказ слушала очень внимательно. Интересно было, а ещё позволяло не увлекаться лишним и неуместным.
Обнажённое тело её обычно не смущало, и пусть куда чаще в практике тела попадались мёртвые,
