Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс
– Извини за то, что сказал в кабинете. Я использовал… это слово не из желания тебя обидеть. – Я тяжело вздыхаю и присаживаюсь на бортик ванны. Пепел с его сигареты вот-вот упадет. Снова встаю и вынимаю из своей изящной мыльницы в форме морской раковины лавандовое мыло. Отдаю мыльницу Доггеру на попрание. Сил уже нет злиться на дуру, хочется спросить, все ли будет хорошо, но это очень глупый вопрос. – Я почти уверен, что Макс настолько в отчаянии, что ухватится за любую возможность. Рискнет.
– Как ты попал в дом? Я не слышала шагов.
Похоже, у нас завелся предатель. И я даже знаю, как его зовут. Его зовут… В стене раздается скрежетание. Да. Именно. Не надо оправданий. Я тебя раскрыла, каменный интриган. Трубы визгливо присвистывают, затем раздается едва слышное бульканье. Не надо, не надо. Все ясно.
Доггер терпеливо ждет, пока насмотрюсь в стену, и только когда снова перевожу взгляд на него, продолжает:
– Тут есть что-то вроде подземного хода. Начинается у стены огорода и выходит в подвале. – Монашеский лаз. Здравый смысл и изучение семейной истории подсказывают мне, что муж леди Луизы, третий граф Харвуд, приказал его выкопать, чтобы сбегать к любовницам в деревню. А монашеским его прозвали, видимо, в ироничном ключе. – Я его немного привел в порядок, решил, ты будешь не против. Там в одном месте свод скоро должен был обвалиться. – Пепел все же оскверняет мою мыльницу. Надо будет отмыть ее самостоятельно – не стоит давать Милли повод для новых каверзных вопросов.
– Сегодня? Как ты все успел?
– Нет, конечно, не сегодня. У меня было много времени, я же не все дни напролет сижу в кабинете.
Вообще-то думала, что Доггер именно этим и занимается все дни напролет. А он мог обнаружить ход за одним из шкафов? В принципе сквозняк чувствуется по полу… Конечно же, мог. Я поджимаю губы, раздражаясь на себя за свою же наивность. А еще считала себя прозорливой.
– Если в письме будет указана сумма… Мне брать ее с собой?
Доггер морщится, как от боли, и сгибает одну ногу в колене. Потом снова распрямляет. Видимо, морщится он действительно от боли. Мне хочется его пожалеть. Хочется предложить грелку или подушку, или и то, и другое, и еще что-нибудь третье, обнять и сказать, что он молодец. Но хочет ли он этого? Не могу понять. В рамках почти делового разговора – ну и что, что сидит в моей ванне – это точно неуместно.
– Да. Делай все, как написано в письме.
– Но… Доггер, я не знаю, какого ты мнения о моих финансах… – Я задумчиво смотрю на батарею кремов. Как нарочно, все выставлены этикетками вперед. Надо как-то незаметно развернуть вот тот, от темных точек на носу. И крем с крокодиловым маслом для тела… И… Будет ли подозрительно, если я сгребу все пузырьки в подол и вынесу вон?.. – Но у меня не так много… на руках. Тем более аренду платят в первых числах, а сейчас только двадцать третье.
– Сколько есть. Это должна быть видимость правды, а не правда, Агата. Можешь взять какую-нибудь картину в тубусе… я видел, тубусы стоят в кладовке с велосипедами. – А Доггер, оказывается, тщательно изучил, где расквартировался. Зря дом его так тщательно выгораживал – я не против, такой интерес даже льстит. Не обращает внимания, как выгляжу я, так пусть хотя бы насладится интерьерами. Тем более я бы сама так сделала, только в отличие от Доггера, который внешне манеры проявляет скупо, а внутри весьма выдержан, у меня все наоборот – первым делом пошла бы шарить по хозяйским ящикам, умирая от любопытства. – Что-то, чем ты не очень дорожишь. – Боже, а чем я могу не дорожить в этом доме?.. А. Кое-кому, может, и понадобится встряска. – И еще. Очень важно. У тебя есть туфли без каблука?
– Есть лодочки. Там он совсем небольшой. – Я показываю ему высоту, разведя пальцы на жалкие несколько дюймов. К чему такие вопросы?.. – И резиновые сапоги.
– Лодочки?
Ха. Вот самое время загадочно замолчать, как и планировала. Но, судя по всему, спрашивает он не из досужего интереса.
– Это такие туфли с…
– Хорошо. Пойдет. Ты сможешь их надеть завтра?
– Почему бы и нет.
– Только не забудь. Это важно.
Хочется спросить что-то еще, но как нарочно – голова пустая. Делать все, как в письме. Понятно. Только будет ли то письмо… Пора спать в самом деле. Завтра… сегодня тяжелый день.
– Можешь воспользоваться ванной по назначению. Если боишься, что я к тебе ворвусь, запрись на ключ.
Доггер неожиданно прищуривает глаза, дергает губой и с явным раздражением тушит сигарету в мыльнице. Мне уже не хочется спать.
– Ты специально это делаешь?
Что он так взвился? Я не сказала ничего особо вызывающего. Нет, сказала, конечно, но не более, чем обычно себе позволяю.
– Что делаю?
– Провоцируешь меня. – Он смотрит исподлобья и все тушит и тушит сигарету. С особой жестокостью. Я, откровенно говоря, теряюсь.
– Я не провоцирую тебя. По крайней мере специально.
– Какой реакции хочешь добиться?
От такого прямого вопроса я отворачиваюсь в сторону кремов. А правда, какой?
– Не знаю. Внимания? Прости. Я постараюсь…
– Я внимателен к тебе настолько, насколько могу. – Он артикулирует слова настолько четко, что становится не по себе. Ах, так вот оно, да? Нечто, чем пугает людей Доггер. Яростной правильностью дифтонгов. Не на ту напал. Я, знаете ли, тоже могу вести передачи на Би-би-си в прайм-тайм. Мое «а» идеально.
– Правда? И в чем же была вчера?
– Кремовое платье.
Я неприлично таращу глаза, а у него играют желваки. Вторая сигарета заменяет павшего собрата. Даже до середины не докуривает, почти сразу начинает тушить.
– А позавчера?
– Сперва в юбке такой… – Показывает рукой волну. – И в белой блузке. Потом надела красный джемпер.
– Ты что, все это замечаешь?
Он кивает. Когда поняла, что Финчли убил гадалку, и то была менее шокирована.
– Но молчишь? – Меня посещает неприятная догадка: – Тебе не нравится то, что ты видишь?
Ответ «да» ожидаем, но Доггер себе его вряд ли позволит. Может, он сторонник женщин в брюках? Может, он… феминист?.. Боже.
– Я хочу закончить работу. – Никакого «да». Даже намека. Никакого феминизма. Я складываю руки на коленях, сидеть на бортике все
