Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс
* * *
Ванесса приходит в кабинет с подносом. Я удивленно смотрю на часы – 6:10. Никогда так рано не пью чай. Хотя сегодня ранний чай уместен – голова раскалывается. Даже две таблетки «Аспро», выпитые час назад, оказываются бессильны. Больная голова и жуткое раздражение – вот и все удовольствие от двух глотков виски. А, еще я выдала в эфир великолепный комплимент про носки. Да уж, есть от чего раздражаться на Холмски. И на Доггера. Дура. Нет, ну вы только послушайте. Понимаю, что, скорее всего, Доггер специально использовал именно такое слово, чтобы я совершенно точно дала ему пощечину, но от осознания не чувствую себя менее возмущенной. Еще я еле-еле дотащила несчастную вазу до нужного окна. Весит фунтов двадцать, и это без дубовой подставки.[44][45]
– Леди Агата, простите меня. – Ванесса ставит поднос на стол с таким видом, будто это не поднос, а ритуальная жертва. Я смотрю на чашку – в ход пошел Роял Альберт двадцатых? Серия «Весенний луг». Кремовый фон, золотые ободки, изящные полевые букеты. Настолько важный вопрос собирается задать?
– Слушаю.
– Мистер Доггер… собрал вещи и уехал. А мистер Харрингтон приехал. Около двух часов назад.
И за два часа мистер Харрингтон не нашел в себе смелости зайти ко мне и хотя бы формально поздороваться. То есть наши дружеские отношения с его стороны тоже закончены. Что ж. Я обязательно поеду в Лидс и принесу настолько корректные извинения Перкинсу, насколько смогу. Совершенно точно не хочу даже отчасти походить на более неуважаемого мной Мэттью Харрингтона.
– Я знаю, спасибо.
– Вы поругались с мистером Доггером? – Ванесса складывает пальцы в кулаки, а кулаки прижимает к животу. Похожа на белку.
– Можно сказать и так. – Я отворачиваюсь и приподнимаю чашку. Мне хочется остаться одной, без навязчивых вопросов, но грубость с прислугой – признак слабого характера.
– Леди Агата, мы все волнуемся.
– В каком смысле вы волнуетесь, и кто эти загадочные вы?
– Прислуга. Волнуется. За вас. Леди Агата.
– За меня? – Вот тут самое время легкомысленно хихикнуть, но вместо этого бросаю на Ванессу раздраженный взгляд. Раздражение на прислугу не показатель слабости характера. – Со мной все чудесно. Спасибо, ты можешь идти. Скажи, пожалуйста, мистеру Харрингтону, что он может оставаться в моем доме до восьми часов вечера, а после чего прошу его удалиться. – Иначе, клянусь, я выцарапаю Мэттью глаза. Как раз покрасила ногти новым лавандовым лаком, хороший повод опробовать его на устойчивость к внешним воздействиям.
* * *
Моя маниакальная продуктивность растворилась, как пушистое облачко в погожий летний денек. С четырех часов дня до часа ночи напечатала всего лишь пять несчастных страниц. Большую часть времени смотрела, развернув кресло, в окно, наблюдала за беззаботными синицами, иногда вспархивающими на подоконник. Они смеривали меня, замершую, выпуклыми черными глазами-бусинами, быстро вертели головой и улетали прочь, явно разочарованные увиденным.
Чтобы оставить письмо, Макс должен забраться в дом. От одной этой мысли меня передергивает. Будет трогать мои прекрасные дверные ручки. Или прикасаться к обивке кресел. Достаточно и того, что одно из них осквернил отвратительный Фергюсон. Дом расстроенно выдыхает звуком шагов. Нет, эти шаги я узнаю, это Милли, не волнуйся. Не иначе как решила улизнуть на свидание с Колином. Проклятье снято?.. Надеюсь, робкий Колин сообразит, что надо проявить себя, раз уж удача в лице моей горничной ему улыбнулась?
Собаки похрапывают на подстилках. Забрала их к себе на всякий случай – на случай Макса, хотя мистер Эндрюс организовал вольготные лежанки в одном из закутков коридора для слуг, поближе к кухне. Чтобы, вероятно, клянчить еду у миссис Тернер отнимало у них меньше времени и сил.
Я вздыхаю и снова беру в руки нож для писем. Минус один, да? Минус два, если считать отца. Но выхожу в ноль, если считать Гризеля и Гридигута за членов семьи. Может быть, все же… Нет. Мэттью, безусловно, мог ляпнуть что-то сгоряча, как и я, но и в дальнейшем вести себя столь отвратительно… Как в припадке. Хотя в Мэттью всегда была червоточина, назовем ее мягко – склонность к театральности. Надеюсь, эта истерика – не режиссерская находка Доггера, он упоминал скандал в общественном месте… Если припадок наигран, буду чувствовать себя совершеннейшей идиоткой. Хотя лучше уж быть идиоткой, чем ощущать себя… преданной? Да, наверное, это верное слово. Люблю верные слова по сути и ненавижу по содержанию. Никогда еще не подбирала их в положительном ключе. Что-то вроде: ах, действительно, я люблю его, ах, да, это оно! Ха. Забудь. Не могу больше. Ни думать, ни писать. Я иду спать. Второй час.
* * *
Первым делом в комнате я сгоняю с козетки Гризеля – запрыгнул туда с необычайной прытью, – и задергиваю плотные жаккардовые шторы. После того как узнала о бинокле, каждый раз так делаю, пусть окна и выходят не на озеро. Мало ли. Еще не хватало, чтобы какой-то там прохиндей пялился на то, как накручиваю бигуди. Вот еще. Без бигуди еще куда ни шло… Гридигут лает на дверь в ванную, как подорванный. Звонкий голосок отдается в правом виске, я раздраженно морщусь.
– Гридигут! Ты как иерихонская труба в самом деле, ну нет там рубца, ну сходи посмотри, посмотри, только не съешь мой крем для лица. Пахнет хорошо, но невкусный.
Я распахиваю дверь и кричу во весь голос. Собаки от неожиданности садятся.
– Ты что, с ума сошел?! Что ты тут забыл?!
Доггер лежит в моей ванной. Прямо в ванне. Прямо в костюме. Я смотрю на него и не верю собственным глазам. Вид потрепанный. Рукав пиджака испачкан. На рубашке грязные разводы. Ботинки… На ботинки лучше не смотреть.
– Жду, когда ты придешь. Закрыла шторы? Молодец.
– Почему ты в ванне?! Почему не в комнате?
Может, пора звонить доктору Краучу?.. Доггер, похоже, свихнулся.
– Тут меня точно никто, кроме тебя, не увидит. Извини. Я не хотел тебя испугать. – Выглядит как всегда независимым, но уж очень усталым. Мне совестно, что накинулась на него столь яростно.
– Ладно… Так… Но ты хоть… Где ты так перепачкался?
– Шел из Лидса пешком. Через лес.
– Это же часа четыре? Господи, тебе же надо что-то принести поесть, подожди…
– Нет. Не надо. Я не знаю, где сейчас Макс, купился он или нет. – Доггер достает из внутреннего кармана пиджака портсигар. У него пальцы от усталости трясутся. Или не от усталости. Главное, они трясутся. Это меня беспокоит. – Мэттью приезжал?
– Да. Но
