Черные крылья - Николай Иванович Леонов
Вот и сейчас Мария потянулась через окно, поцеловала мужа в щеку:
– Будь осторожен. Я спать лягу, натанцевались сегодня с Наташей так, что сейчас только до подушки – и все. Когда вернешься, разбуди меня.
Она не сказала вслух, что ей так хочется поговорить еще о сегодняшнем вечере, продлить праздник на полчасика. Как сейчас было бы хорошо засидеться на кухне почти до утра, хохоча и вспоминая забавные танцы Крячко, шутки за столом и наряды у других жен. Не надо знать Льву о сожалениях и несбывшихся желаниях, ее слова прозвучат как упрек. Вот только корить его не за что. Такой уж у нее муж – настоящий борец, воин, который всегда готов сражаться с преступниками, за внутреннюю силу она его и полюбила. К любви за годы брака прибавилось еще уважение и восхищение искренностью опера, его преданностью своему делу.
И Лев отвечал ей вниманием и нежностью за это огромное терпение.
Он обнял жену, покрыл поцелуями ее шею между вырезом платья и воротником плаща:
– От тебя невозможно было отвести глаза сегодня. Настоящая богиня: танцуешь, разговариваешь, смеешься, в каждое движение можно влюбиться. Не понимаю, как мне, сухарю и солдафону, досталось такое счастье, как ты.
Мария рассыпалась в счастливом смехе:
– Для солдафона, Лева, комплименты у тебя слишком изящные. Ну все, поезжай. – Она погрозила пальчиком. – Вернешься, разбуди меня.
Мария послала воздушный поцелуй и легкими шагами направилась к подъезду. Гуров проводил влюбленным взглядом изящную фигурку, дождался, пока вспыхнет свет в спальне, потом на кухне, и только тогда нажал на газ.
Тепло в груди мгновенно свернулось в маленький комочек и спряталось глубоко внутри. Сейчас он был не любящим мужем, не хорошим парнем Львом Гуровым, а профессионалом высокого класса, старшим оперативным уполномоченным по особо важным делам, который шестым чувством поймал сигнал опасности. Весь его опыт говорил, даже кричал «Случилась беда!», и поэтому он все глубже вдавливал педаль вниз почти до пола. Лев Гуров торопился на помощь своему другу Василию Терехину.
Автомобиль вынырнул из светящегося города, промчался по тихой окраине, которая из-за красных огоньков и прожекторов промзон казалась гигантским притихшим зверем, чей позвоночник топорщится остриями хребта до самой луны. Потом иномарка оказалась на развилке с указателем «Тихий», здесь дорога расходилась в две стороны. Водитель свернул на гладкую ленту из асфальта без единой ямки или выщербины – путь к коттеджному поселку, где стоял дом Терехина.
Раньше Тихий был обычным рабочим поселком в несколько десятков улиц вблизи от небольшого лесного озера и железной дороги, по краю поселка было небольшое вкрапление из дачных участков городских жителей.
Постепенно разрастающийся город протянул к поселку жесткие асфальтовые пальцы дорог, струны высоковольтных столбов и трубы с текущим по ним газом. Когда началась мода на загородную жизнь, городские нувориши вдруг обнаружили, что здесь можно возвести загородный дом и получится уединенное место в живописном природном уголке на берегу озера. Можно бродить по светлым опушкам, разрезать водную гладь на лодочке или сидеть с удочкой над гладким озерным зеркалом. А потом сесть в авто и за полчаса неспешной поездки оказаться снова в городской гуще высоток и среди круговерти пробок. И дачная часть Тихого мгновенно превратилась в элитную застройку из красивых домов в окружении крепких шлагбаумов и высоких заборов.
Именно здесь, в коттеджной части поселка, чаще всего обитал Василий Терехин, который предпочитал городскому шуму спокойствие загородной жизни. Гуров помнил, что когда-то у друга была здесь семейная дача, оставшаяся в наследство от родителей, – крепкий домишко, где они несколько раз в молодости устраивали лихие гулянки. Но потом дед Василия, Терехин-старший, вышел окончательно на пенсию после долгой службы в органах криминалистом-экспертом и застолбил за собой право на деревенскую тихую жизнь. Молодецкие поездки на дачу после переезда деда закончились, хотя парни пару раз в год все-таки устраивали у Васи Терехина традиционные шашлыки и баню.
После смерти деда внук по всем традициям поселка, который тогда уже начал превращаться в загородный комплекс из шикарных коттеджей, отгрохал большой дом в два этажа. Старая дача превратилась в пристройку, где Василий хранил удочки и лодку.
Лев Гуров побывал и в новом доме: приезжал несколько раз по приглашению Василия с женой для дружеских посиделок и пару раз на день рождения друга.
Конечно, в оперских буднях получалось сделать это не чаще одного раза в год, однако достаточно, чтобы запомнить дорогу к дому друга до мелочей.
Пейзаж за последнее время почти не изменился: темные старые деревенские домики в один этаж с единичными огоньками в окнах были не видны за новой застройкой, которая после ломаной геометрии промышленной зоны выглядела искусной драгоценностью – переливы света и красивые архитектурные формы за строгим шлагбаумом с контрольно-пропускным пунктом и высокими ажурными заборами.
Издалека оперу было видно, что охранники на КПП не сидят внутри, как они это делали обычно, а топчутся вокруг своего домика. Их необычное поведение Лев Гуров тоже сразу воспринял как признак того, что в поселке точно произошло плохое. Несмотря на свою вышколенность, обычно охрана ограничивалась видеонаблюдением за мониторами в мягком кресле и со своих насиженных мест вставала, только если надо было проверить пропуск, когда в поселок пыталась въехать незнакомая машина.
Всех жителей они знали в лицо и по номерам машин, работа обязывала. Тем более мало кто из обитателей коттеджей жил здесь на постоянной основе. Приезжали, чередуя отдых за городом с поездками в другие страны и городской жизнью. Так что работы у охранников было немного, правда, делали они ее всегда строго по инструкции.
А сейчас крепкие ребята в форме переминались с ноги на ногу рядом с белым шлагбаумом, который перекрывал дорогу в поселок. «Плохой знак. Уже далеко за полночь, до утреннего обхода еще много времени. Они должны дремать на КПП, оставив одного дежурного за камерами. Что-то их встревожило», – мысленно рассуждал полковник Гуров, замедляя автомобиль на подъезде.
Когда морда машины остановилась в пяти сантиметрах от заграждения, к нему двинулась сразу вся троица. Старший, пожилой мужчина в форменной куртке, едва Лев Иванович опустил стекло, чтобы показать служебное удостоверение, вдруг будто сжался внутренне, лицо у него потемнело.
Охранник коротко кивнул остальным:
– Открывайте, – и обратился к полковнику: – Здравствуйте, Лев Иванович. Проезжайте…
Гуров не удивился, что мужчина знал его имя. Персонал
