Последнее отражение - Наталья Николаевна Тимошенко

– С тобой была девушка, еще одна девушка, где она? – спрашивал Стефан, но незнакомка, казалось, даже не понимала вопроса.

Лу покачнулась, едва не упала, но Дэн лишь крепче сжал ее плечо.

– Ты как? – спросил он, пока Стефан пытался выяснить у девушки, где Лина.

– Нормально, – едва шевеля языком, заверила Лу.

– Как ты это сделала?

– Врожденный талант.

Тем временем Стефану удалось добиться от девушки информации, что Лина осталась там, в этом доме. Где именно, она сказать не может, потому что плохо помнит, как вообще выбралась, как оказалась на крыше. Но точно знает, что они с Линой были вдвоем в маленьком тесном помещении без окон.

– Останься с ней, чтобы она опять фигни не натворила, а мы за Линой, – велел Дэн Стефану, затем повернулся к Лу. – Ты сможешь идти?

Та кивнула.

– Ты останься, я пойду, – возразил Стефан, но Дэн лишь хмыкнул:

– Сейчас не время препираться, я сильнее, ловчее и умнее, так что будь тут.

Не тратя больше времени, Дэн схватил Лу за руку и потащил к дому. И лишь когда они, отодвинув в сторону несколько прогнивших досок, ворвались в темное прохладное помещение, боль уменьшилась настолько, что Лу пришла в себя и смогла соображать. И сразу же увидела вдалеке, у подножья широкой лестницы, фигуру в темном платье.

⁂

Дверь за Паулем захлопнулась с такой силой, что Лина вздрогнула, но не открыла глаза.

Может быть, Стефан все же ищет ее? Не может не искать, ведь прошло уже много времени. Он наверняка звонил ей, а она не ответила. Он должен был забеспокоиться и начать искать ее. Все ее прошлые мысли о нем были лишь истерикой, теперь же Лина ясно осознавала: Стефан ее ищет. И ее задача – продержаться, пока найдет.

Она сидела на холодном полу, уткнувшись лицом в колени и жалея, что руки связаны за спиной. Очень хотелось закрыть ими уши, чтобы не только не видеть, но и не слышать. Не слышать того, что происходит вокруг, потому что рядом с ней, в совершенно пустой комнате, кто-то был.

Сначала в углу раздалось шарканье, тихое, как если бы кто-то, не поднимая ног, но стараясь не привлекать внимание, медленно приближался к ней. Затем послышалось сиплое дыхание. Намного ближе, чем Лина ожидала. Тот, кто шел из угла, теперь стоял за ее спиной. Лина сжалась, уткнулась лицом в колени так сильно, что стало больно.

Послышался звук: тонкий, как натянутая струна неизвестного музыкального инструмента. За ним другой, будто ногтем провели по стеклу. А потом раздался голос. Даже не один, а словно шептали сразу сотни людей. Звали ее по имени, кричали, стонали, о чем-то просили. Лина пыталась не слушать, пыталась заглушить их голоса собственными мыслями, но они были громче. Тогда она запела какую-то дурацкую песню, сначала про себя, затем вслух.

И вдруг голоса стихли. И в этой абсолютной тишине Лина не слышала даже собственного дыхания. Она резко распахнула глаза, и оказалось, что руки уже не связаны за спиной и сама она не сидит на полу, а стоит напротив зеркала. Несколько долгих секунд Лина смотрела лишь на свое отражение, боясь, что оно начнет меняться, но ничего не происходило. Тогда она медленно обвела взглядом пустую комнату. Что-то было не так, но что именно, она не понимала. Ее окружали пустые серые стены, под потолком не шевелилась тусклая лампочка. Никаких посторонних теней, никакого шепота, но что-то все же заставляло волоски приподниматься на затылке.

А потом она поняла: дверь, которая еще недавно была слева, теперь оказалась справа. Лина вздрогнула и отступила назад. То же самое сделало ее отражение, но если у него за спиной было пустое пространство, то Лина уперлась в невидимую преграду. И тогда она поняла, что не смотрит на свое отражение, она и есть отражение.

Настоящая Лина смотрела на нее с испугом и не двигалась, а эта – отражение – до ужаса боялась пошевелиться. Она понимала: она не обычное отражение, не обязана повторять движения той. И именно это было страшно: Лине казалось, что, если настоящая заметит хоть малейшее несоответствие, все будет кончено. Стоит настоящей испугаться, отвести взгляд или разорвать контакт, и тогда эту затянет внутрь, в самое зеркало, без шанса вернуться. Что тогда станет с настоящей? Она сразу умрет или сойдет с ума? Пойдет прыгать с крыши или даже не очнется?

Казалось, Лина застряла в узкой щели между стеклом и зазеркальем, и удержаться здесь можно лишь ценою предельной осторожности. Настоящая Лина смотрела на нее с испугом и – Лина видела – хотела отойти, снова закрыть глаза.

– Не закрывай глаза, не закрывай глаза, – взмолилась Лина мысленно, боясь нечаянно пошевелить губами. – Смотри на меня, пожалуйста, пожалуйста, смотри на меня. Смотри на меня, пожалуйста. Смотри на меня.

Она с напряженной тревогой следила за собой настоящей, пытаясь предугадать каждое ее движение, вовремя повторить, не дать той заметить хоть малейшую разницу. Та подошла к зеркалу, положила ладонь на прохладную поверхность, и Лина, не помня себя от ужаса и молясь только о том, чтобы не перепутать руку, сделала то же самое. Кончики пальцев коснулись ледяного стекла, напоминая, что она здесь взаперти, в ловушке, и ее разум, как наверняка и жизнь, висит на волоске.

Но все-таки настоящая дрогнула, отвела взгляд в сторону. Лишь на мгновение, но для отражения это стало смертельным приговором. Когда она повернулась, Лина-отражение не успела сориентироваться. Она настоящая заметила разницу.

Мир вокруг перевернулся и закружился в бешеном танце. Лину куда-то тянуло, и она в бесплодной попытке хваталась пальцами за гладкую поверхность, тщетно пытаясь удержаться. Ногти скользили по стеклу, издавая тот самый скрежет, который она слышала, сидя на полу с закрытыми глазами всего лишь несколько минут назад.

Сколько продолжалась эта бешеная центрифуга, Лина не знала, но, когда все закончилось, она упала на землю и несколько секунд приходила в себя, прежде чем оглядеться.

Вокруг раскинулось пространство, лишь отдаленно похожее на комнату, где она находилась раньше. Теперь оно было искаженное, вытянутое, будто отраженное в кривом зеркале. И главное – по другую сторону стекла не было больше настоящей Лины. Никто не смотрел на нее с испугом, никто не повторял ее движений. Она осталась одна. И все же вокруг нее была не серая пустота комнаты. Она видела застывшие тени на стенах, словно старые рисунки проступали сквозь краску.

Сначала Лина решила, что это игра света. Но едва она поднялась на ноги, как стены зашевелились, и в каждом отражении появились десятки, сотни ее собственных лиц. Они смотрели на нее из тусклых зеркальных панелей, искаженные, растянутые, то слишком худые, то с непропорционально огромными головами.

Лина шагнула вперед, и отражения двинулись тоже, не синхронно, а разрозненно, каждое будто жило своей жизнью. В одном зеркале Лина беззвучно смеялась, в другом – плакала, в третьем – яростно стучала кулаками по невидимой преграде.

Она шла, оглядываясь по сторонам, ища взглядом того, кто будет повторять ее движения, будто это спасет ее, но не находила ни одну себя, что действовала бы так же. Шаг ее ускорялся, и Лина даже не заметила, как побежала. Шаги отдавались металлическим эхом, бесконечные коридоры множились, ломались в острых углах. Сердце колотилось, дыхание вырывалось из груди со свистом, перемешиваясь со всхлипами. Отражений становилось все больше, каждое тянулось к ней, хотело схватить. Тонкие длинные пальцы лезли со всех сторон, касались ее лица, волос, будто хотели разорвать на куски.

И тут Лина заметила, что это были больше не ее руки. У них не было кожи и ногтей, лишь облупившийся фарфор, трещины, въевшаяся грязь. Они больше не были ее отражением, а превратились в кукол. Тех самых, что она видела в подвале заброшенного венского дома. Сотни безглазых кукол, оживших внутри зеркал, карабкались к ней сквозь хрупкие стены лабиринта.

Лина закричала и метнулась в сторону, едва избежав хватки одной из них. Куклы врезались в поверхность, ломали тонкие преграды, гнались за ней, хватали за одежду, скользили искусственными пальцами по коже.

Лабиринт дрожал, будто сам воздух