Зверь - Кармен Мола
— Труп цел?
— Голову не нашли.
— Ищите, она должна быть где-то рядом.
Если не считать сухой погоды и отсутствия местных жителей, все здесь напоминало то утро в Серрильо-дель-Растро, когда были найдены останки Берты. Доносо вспомнил, как Диего шел к нему, оскальзываясь в грязи, как рычала собака, как пробуждала в людях страх и злобу воющая старуха… Диего всегда заставлял Доносо узнавать как можно больше, опрашивать каждого встречного, пока не станет ясно, что же на самом деле произошло. Только теперь Доносо осознал, что никогда не оправится от потери друга.
Лусии оставалось пройти еще несколько шагов. Доносо боролся с желанием запретить ей смотреть. Но если убитая — ее сестра, не лучше закончить все как можно скорее? Не было никакого смысла прятать от Лусии тело, вернее, его части, сваленные в кровавую кучу: ноги, туловище, руки… Лусия не сможет поверить в очевидное, пока не увидит все своими глазами.
— Если не хочешь, не подходи, — все-таки процедил он сквозь зубы.
— Тогда мы не узнаем, она ли это.
Лусия смотрела себе под ноги. Если она поднимет голову, то увидит труп… Клары? Солнце обжигало затылок, Лусия вспотела. Еще один шаг. Под ногами появилась темная, влажная грязь. Лусия поняла, что кровь пропитала землю, образовав на ней пятно странной формы. Рука Доносо легла девочке на плечо. Одноглазый полицейский оказался не настолько черствым, как она думала. Лусия почувствовала запах смерти и вспомнила, что так пахло на спичечной фабрике, где были убиты Мария и Педро, и в пещере, где ее мать лежала до похорон, и в доме умершего от холеры священника, у которого она украла перстень. Неужели этот запах так и будет ее преследовать?
Лусия прищурилась. Слезы застилали ей глаза. Она раздраженно потерла их кулаком: «Не реви!» Ей хотелось причинить себе боль, жестоко наказать себя: ведь все это произошло из-за нее. Но вот перед глазами прояснилось. Сначала она не поняла, что перед ней, — как дикарь, который впервые видит незнакомый предмет. Сначала она заметила белую как снег кожу, потом, через несколько секунд, две худые ноги: одна была оторвана на уровне бедра, вторая — у колена. Чуть выше лежал обрубок туловища с едва наметившимися грудями, рядом рука, повернутая приоткрытой ладонью вверх, словно ожидая подаяния. Все вместе напоминало монстра из ночного кошмара, который вот-вот соберется воедино и закопошится, как жуткий безголовый паук.
Доносо терпеливо ждал. Лусия застыла, глядя на руки с белоснежной кожей. Ей вспоминались их с сестрой сплетенные руки, поджатые под одеялом ноги спящей Клары, ее детская нагота во время купания в реке, брызги и смех, счастье, которое сейчас казалось таким далеким.
— Это не моя сестра. Это не она, — с трудом выговорила Лусия, словно подавляя рвотный позыв.
И сразу отвернулась от останков. Доносо понимающе наклонился к самому ее лицу.
— Тошнит? Это ничего, со мной в первый раз тоже так было.
Но это была не тошнота. Горячая волна, которая поднималась из желудка и расходилась по всему телу, была чувством облегчения от того, что убитая — не Клара. Это облегчение казалось Лусии отвратительным: разве ей не должно быть жаль эту несчастную, зверски растерзанную незнакомку?
— Вот она! — вдруг прокричал какой-то беззубый старик.
Голову убитой девочки он держал в вытянутой руке за волосы, как Персей — голову Медузы.
Полицейский оказался прав: недостающая часть тела нашлась меньше чем в ста метрах. Доносо и Лусия подбежали, чтобы рассмотреть ее. Длинные темные волосы, глаза открыты, курносый нос, кожа белая и в веснушках. «Давай поиграем?» — Лусии показалось, что она снова слышит ее голос, видит улыбку и тряпичную куклу в руках.
— Ее звали Хуаной. Это дочка Дельфины из дома Львицы.
Доносо приказал старику положить голову на землю. Ему хотелось как можно скорее стереть этот кошмар из памяти, как пыль стирают с полки. Он уже вызвал повозку, чтобы останки увезли в больницу.
— Диего говорил, что в горле каждой убитой девочки была эмблема. С таким же рисунком, как на перстне.
— Ты сошла с ума, если думаешь, что я полезу ей в глотку. Это дело врачей.
Преодолевая отвращение, Лусия села на корточки рядом с головой, раздвинула застывшие челюсти и засунула руку Хуане в рот. Кончиками пальцев прижала язык и нащупала в глубине, в самом начале горла, что-то твердое и холодное. Ладонь у нее была узкой, и ей удалось просунуть руку достаточно глубоко. Доносо стоял рядом и с отвращением смотрел, как Лусия ковыряется во рту убитой, а затем вытаскивает золотую эмблему. Как и говорил Диего, скрещенные молоты — такие же, как на перстне.
Он протянул руку, требуя отдать находку.
— Что ты будешь с ней делать? — спросила Лусия.
— Не твое дело.
— Если она тебе не для того, чтобы найти мою сестру, я не отдам.
— Хочешь, чтобы я забрал силой?
Лусия помедлила, но быстро поняла, что сопротивляться бесполезно.
— Так-то лучше. — Доносо сунул эмблему в карман, затем помог Лусии встать. — Поедешь со мной на улицу Клавель.
Слушая мерное постукивание колес, Лусия закрыла глаза. Она очень устала. Не вспомнить, сколько ей приходится держать себя в руках… С огромным трудом она остановила поток воспоминаний о Хуане и перестала думать о Кларе: страх делал ее беззащитной перед лицом боли.
Она открыла глаза. Доносо смотрел на нее с осуждением. Наверное, думал, что она, как и все мадридцы, превратилась в животное и волнуется только о себе. Возможно, он прав. Сейчас она вела себя как животное, но ей не было стыдно. Такой ее сделал Мадрид.
Когда они добрались до улицы Клавель, Лусия, не задерживаясь на ступенях, где познакомилась с Хуаной, взбежала наверх вслед за полицейским. Полдень еще не наступил, а Хосефа обычно никого не принимала до двух или трех часов дня, однако Лусию и Доносо провели в зеленую гостиную и попросили подождать. Лусия бывала здесь не раз, а Доносо лишь однажды, когда договаривался с мадам о том, как избавиться от трупа Марсиаля Гарригеса.
Ждать Хосефу пришлось не больше пятнадцати минут, она вышла к ним в том же пеньюаре, в котором была, когда Лусия приходила сюда наниматься на работу.
— Вы уверены, что это она?
— Я видела останки. Лицо.
Хосефа перевела взгляд на Доносо, как будто хотела получить подтверждение от взрослого. Доносо не ответил на ее вопрошающий взгляд.
— Я сообщу Дельфине. Смилуйся над ней, Господи!..
Хосефа встала и вдруг прижала ладонь ко лбу, как будто ей стало дурно. Покачиваясь, она вышла из гостиной и через некоторое время вернулась с Дельфиной. Доносо надеялся, что она подготовит несчастную мать, но надежда в глазах той, когда она спросила, нет ли новостей о ее дочери, означала, что Хосефа не захотела стать вестницей несчастья. Придется ему самому отрывать пластырь от раны. Что ж, эту неприятную обязанность он исполнял уже не раз.
Услышав о смерти дочери, Дельфина будто взорвалась от боли.
— Моя девочка! Но почему она?! — кричала Дельфина рыдая.
Сначала Доносо, потом Хосефа пытались ее успокоить, но она, потеряв над собой власть, кричала и билась. Перевернула мраморный столик, и чайный сервиз полетел на пол. На губах у нее выступила пена. Львица устало опустилась в кресло, а Лусия едва успела увернуться, когда Дельфина швырнула в нее бутылку вина.
— Это ты притащила сюда Зверя!
Лусия оцепенела: она не ослышалась? Вино стекало по стене — красное, как кровь, яркое, как
