Лёгкое Топливо - Anita Oni
Орхидея не продержалась и года в таких условиях. А вот «горшок» сохранился.
Вообще, в гостиной имелось много чего, привнесённого Элеонорой. Справа и слева от телевизора были прибиты полки из того же чёрного дерева, что и столик, и тумба-комод. На полках стояли книги, приобретённые в путешествиях, глиняные вазочки, тощие и пузатые, деревянные фигурки. С самого верха на посетителей взирала огромная аромалампа в форме черепа — не анатомического, всего лишь кракелюрная ваза с тремя отверстиями, но череп угадывался безошибочно. Элли привезла его из Латинской Америки, где они с Аланом побывали в ноябре позапрошлого года. Там как раз отпраздновали День мёртвых, и прилавки ломились от подобных сувениров — нередко их отпускали со скидкой. Большая часть черепов была ярко расписана цветами, крестами, сердечками, паутинками и прочими нелепостями, и Алан сказал, что не потерпит хипповатой цыганщины в своём доме. Но против скромной серенькой лампы не возражал.
— Только не вздумай лить на черепушку какой-нибудь иланг-иланг, жасмин или ландыш, — предупредил он. — Иначе ей не поздоровится.
Сейчас Нала смотрела на аромалампу с выражением лица человека, пытающегося сформулировать вопрос и заодно решить для себя, стоит ли задавать его вообще.
— Рука ноет, — призналась она, не зная, насколько это уместно.
— Да, так бывает. Обычное дело. Это ты ещё не стреляла из дробовика или винтовки — там помимо напряжения мышц идёт отдача в плечо. Если жёстко его зафиксировать или зажаться, можно легко травмироваться.
— Нет уж, спасибо, — рассмеялась она, — мне пока что хватило моей сотни выстрелов.
— Кстати, у тебя хорошо получается. Но ты слишком много раздумываешь. Раздумья порождают сомнения, а те, в свою очередь, — боль в запястьях. Но Декарт бы одобрил.
Алан поднялся и сел рядом с ней на диван — не слишком вплотную, но довольно близко. Протянул ей ладонь как для рукопожатия и, когда она положила сверху свою, принялся аккуратно её массировать.
— Когда ты фотографируешь, — говорил он, листая параллельно снимки, — ты долго не размышляешь. Иначе момент будет упущен.
— Там принцип другой, — возразила Нала, не отнимая руки, но заметно нервничая. — Делаешь много кадров, потом выбираешь из них наилучшие. А стрельба — это как съёмка на плёночный фотоаппарат. Пули приходится экономить.
Алан опустил взгляд на её пальцы — тонкие, с коротко подстриженными ногтями, покрытыми синим лаком. За исключением безымянного: тот был бирюзовым.
— Когда боеприпасы ограничены, тем более опасно тратить их на сомнения.
— Можно посмотреть вон ту лампу? — неожиданно попросила она, указав свободной рукой на верхнюю полку.
Алан молча достал череп. Внутри оказалась оплывшая толстая свеча и флакончик эфирного масла — какая-то смесь для релакса. Он налил в выемку над теменной долей воды и добавил несколько капель масла. Зажёг свечу и погасил свет.
Девушка вдохнула аромат лаванды, ромашки и мяты, откинулась на спинку дивана и, осторожно сняв туфли, поджала ноги.
— Красивая лампа. Напоминает артефакт со съёмок Индианы Джонса — только менее театральный.
— Теночтитлан, пятнадцатый век, — голосом экскурсовода произнёс Алан. — Череп поверженного врага какого-нибудь ацтекского императора с труднопроизносимым именем.
— Монтесумы?
— Э, нет, слишком просто. Это имя чересчур растиражировано Хаггардом.
— Стало быть, это мексиканский сувенир?
Алан не ответил. Он вспомнил вдруг, как два года назад Элли сказала ему, что хотела бы непременно побывать в Мексике в разгар празднования Día de Muertos. А сейчас она находилась в Карибском бассейне.
Кажется, теперь он совершенно точно знал, где её можно будет отыскать в конце октября.
Оставалось лишь выяснить, как. Как покончить с этой историей за каких-то тринадцать дней.
— Твой дом полон секретов, — заметила Нала. — Пустой аквариум, ацтекская лампа, книги с пустыми корешками, фото из личной коллекции мисс Марпл… Монгольский чай. И портрет женщины над телевизором, о котором, скорее всего, лучше тоже не спрашивать.
Блэк поднял взгляд к потолку, где над широким экраном висели три фотографии в рамках: слева его прежний автомобиль, тоже «Ягуар», справа — один из особняков Челси. Посередине — снимок Элеоноры, в красном шарфе, под зонтом. Он был изначально цветным, но Алан сделал его чёрно-белым, оставив цвет лишь у шарфа. Не как отсылку к «Списку Шиндлера», но художественный акцент узнавался.
— Это моя жена, — сказал он буднично, словно назвал любимый сорт арабики. — Одно из её ранних фото. Швейцария, две тысячи пятый год. В этом шарфе её все принимали за француженку и полагали, что её мягкое ‘r без грассирования и неверные ударения — особенность регионального диалекта.
Нала закинула ногу на ногу, свесила обе с дивана.
— Она знает, что у тебя нынче гости?
— Пока ещё нет. Можем доложить — но вряд ли ей будет интересно. Она и сама на этой неделе… в гостях.
Несмотря на то, что последняя фраза звучала довольно двусмысленно, тон, с которым она была произнесена, явно не предполагал намёка на неверность.
Нала едва слышно вздохнула.
— Понятно. Эпикур говорил, что мудрый человек вступает в брак, только если пользы от этого больше, чем вреда. Не могу назвать тебя мудрецом — но и глупцом тоже.
— А Мишель де Монтень писал, что брак — это клетка. Те, кто в ней, хотят выбраться. А те, кто снаружи — забраться внутрь.
— И ты с ним согласен?
— В целом, да. Монтень прав, но это относится не к браку, а к людской природе: прельщает то, о чём знаешь лишь понаслышке. Угнетает — то, что изучил чересчур хорошо. Так что нет ничего удивительного в том, что она решила погостить за рубежом.
— Не скучаешь по ней?
Алан загадочно улыбнулся. Скучает! Какими же мелочными категориями мыслят люди, даже с философским образованием.
— У меня нет недостатка в занятиях, — пространно ответил он. — А ещё к моим услугам спутниковое телевидение.
— Ну, да.
Нала не стала спорить, тем более что он явно шутил.
К телевизору она была не менее равнодушна, чем хозяин этого дома, но его спутниковость сулила определённые перспективы. Девушка вооружилась пультом и принялась листать программы. Новости. Би-Би-Си. Дискавери. Спорт. Телемагазины, один за другим. Заседание парламента в Париже. И вдруг — пятый канал, Италия. Тот самый, ведомства Сильвио Берлускони.
Ezio-o-o Greggio e Michelle Hunzike-e-er! — громогласно возвестил закадровый диктор на разогреве. Зрители в зале яростно зааплодировали. Алан с болью в глазах хлопнул себя
