Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас

Странный мужчина этот Стуки. С такими крупными коленями и ступнями, с бицепсами как у уличного пацана, тренирующегося с боксерской грушей в гараже. В одежде, которая явно ему не подходит, с дырявыми носками и потрескавшимся от старости ремнем. И это выражение — «Антимама!» Интересно, что на самом деле оно означает?
Вот уж действительно странный! Прежде всего — потому что ему, как никому другому, удавалось ее рассмешить. Они с инспектором часто смеялись. Елена подумала, что с таким мужчиной, как Стуки, стоит просто наслаждаться моментом, не строя никаких планов, будто каждый раз покупаешь билет просто до ближайшей остановки, а потом — до следующей.
Женщина заправила волосы за уши и, улыбнувшись, похлопала себя по щекам. «Елена, Елена, мужчины — не такая уж необходимость, — сказала она себе. — Впрочем, одиночество тоже не единственный вариант».
Стуки оглядел кушетку, а затем перевел взгляд на длинный белый халат доктора Бенвенью. По телефону инспектор пожаловался на ноющую боль в правой ноге, и иглотерапевт согласился провести для Стуки экстренный сеанс иглоукалывания.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я пользуюсь случаем, — произнес Стуки, ложась на кушетку. — Просто о вас все так хорошо отзываются, даже комиссар Леонарди, поэтому я и решился… Я как-то стараюсь избегать лекарств.
Джакомо Бенвенью молча кивнул, продолжая что-то сосредоточенно искать в контейнерах с иглами.
— Как давно болит?
— Три или четыре дня.
— Когда я приходил к вам в управление, она вас уже беспокоила?
— Еще как!
— Покажите, в каком месте боль наиболее сильная?
Стуки провел пальцем вдоль правого бедра до колена.
Бенвенью сжал губы.
Инспектор исподтишка наблюдал за его удивительно длинными и тонкими пальцами.
— С вами абсолютно все в порядке, — проговорил Бенвенью.
— Как вы можете такое утверждать?
— Я понял по тону вашего голоса.
— Вы настолько чувствительны?
— Работа такая.
— Это потому, что вы должны уметь воспринимать тонкие энергии, правильно?
— Более или менее.
— Знаете, в ту ночь, когда в вас стреляли, я был удивлен, как хорошо вы справились с паникой. Если бы это случилось со мной, я бы гораздо дольше приходил в себя.
— У вас очень нервная работа. У меня — нет.
— Лечить людей и быть ответственным за чье-то здоровье ненамного легче, чем быть полицейским.
Бенвенью не ответил.
— Сейчас я введу несколько игл, чтобы уменьшить вашу тревожность, — предупредил пациента иглотерапевт.
— Хорошо, — пробормотал инспектор, — очено хорошо.
19 ноября. Пятница
В приоткрытое окно дома в переулке Дотти вливался тот полный свежести воздух, который рождается из сочетания солнца в долинах и первого снега на вершинах гор. Стуки выглянул в окно — в этот час на улице было безлюдно. Еще не до конца проснувшись, инспектор побрел на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Он насыпал в кофеварку ароматный коричневый порошок и в тот самый момент, когда собирался зажечь газ, услышал звонок домашнего телефона. «Елена», — подумал Стуки. Немного помедлив с ответом, инспектор снял трубку. На другом конце провода раздался голос агента Сперелли.
— Мы едем домой к синьоре Фортуне. Нам только что позвонила живущая с ней марокканка и сообщила, что синьора умерла. Кажется, упала с лестницы, мы не смогли всего разобрать. Вы с нами, инспектор?
«Антимама! Светопреставление какое-то!» — пронеслось в голове у Стуки. Инспектор чувствовал, как все вокруг него стремительно ускоряется, словно химическая реакция с добавлением катализатора.
— Еще приходила синьорина Бельтраме и принесла вам записную книжку. Что мне с ней делать?
— Оставь тетрадь на моем письменном столе, Сперелли.
Стуки в два глотка проглотил горячий кофе, но ощущение холода его не покидало.
Накрытое простыней тело женщины лежало на тротуаре как раз под нарисованной на стене Мадонной. Рядом с домом стояла машина скорой помощи, окруженная небольшой толпой зевак.
Агенты Сперелли и Спрейфико находились уже на месте. Комиссар Леонарди и агент Ландрулли, которые сегодня не дежурили, тоже были предупреждены.
-— Хотите взглянуть? — сросил инспектора Спрейфико. — Голова раскололась, как арбуз.
— Нет уж, спасибо, — ответил Стуки.
Чтобы избавиться от всплывшей в воображении картинки, инспектор перевел взгляд на рисунок Мадонны на стене. Он заметил длинную толстую царапину, под которой проглядывала штукатурка. Полоса начиналась с правой стороны лба и перечеркивала все лицо Девы Марии, доходя до ее левого плеча.
— Что говорит девушка? — спросил Стуки.
— Мы не можем ее нигде найти, инспектор. В доме сейчас находится священник.
— Ясно. Вы хорошо все вокруг обыскали?
— Лучше некуда.
— И к ее родителям сходили?
— Пока нет.
— Так чего вы ждете? Второго пришествия?
Уже знакомый Стуки приходской священник уныло сидел в кухне на стуле. Он был глубоко потрясен. Патер одним из первых прибыл на место происшествия — это он вызвал полицию. Тело синьоры Фортуны обнаружила супружеская пара, которая возвращалась с утреннего богослужения. Они проезжали мимо на своем старом выцветшем автомобиле — из тех, которые никогда не удается объехать. Женщина, бросив рассеянный взгляд в сторону дома, заметила распростертую на земле фигуру. Машина резко развернулась и помчалась к дому священника, чтобы поднять тревогу.
— Какая трагедия! — время от времени неутешно повторял патер. — Бедная женщина, она сделала людям столько добра, а в жизни видела только несчастья: сначала осталась вдовой, затем погиб в аварии ее единственный сын. — Священник показал пальцем на висевшую на стене фотографию молодого мужчины. — Его звали Витторио, — проговорил патер.
— Витторио Фортуна, — прошептал Стуки, ощущая, как его неумолимо затягивает водоворот событий.
— Вы его знали? — удивленно спросил инспектора священник.
— Нет, но я много о нем наслышан. Он был… довольно неспокойным парнем.
— Да, наверное.
— В смысле жизнь, которую он вел, нельзя было назвать праведной.
Патер вздохнул, пытаясь собраться мыслями.
— Вы правы. Ангелом он уж точно не был. Скорее, дьяволенком.
— Святой отец, что вы думаете о случившейся трагедии?
— Ума не приложу, кто мог такое совершить. В каком мире нам приходится жить? — запричитал патер.
— Прошу вас, не разбавляйте мои вопросы еще более сложными. Вы хотите сказать, что никак не могли такого ожидать?
— Конечно нет. Синьору Антонию все очень любили.
— Даже после заявлений жившей у нее марокканки?
— Что вы имеет в виду?
— Возможно, кто-то посчитал их обеих шарлатанками и захотел наказать.
— Господь с вами!
— Или все-таки попытка ограбления? Из дома ничего не пропало?
— Я не знаю. Синьора Фортуна жила очень скромно. Не думаю…
— Послушайте, не исключено, что это преступление имеет причины, уходящие корнями далеко в прошлое. Больше я пока ничего не могу вам сказать. А, еще! Скажите, что вы подумали, когда впервые услышали обо всех этих видениях Мадонны, которые, по словам Аиши, были у нее уже много месяцев?
— Что, по-вашему, я мог подумать?
— Например, что ей никто не поверит, потому что Аиша мусульманка.
— При чем здесь это?
— То есть Мадонна может явиться кому захочет? Или я ошибаюсь?