Тринадцать лет тишины - Нина Лорен
Порой мне хочется устроить скандал. Швырнуть ей в лицо этот чертов стаканчик заодно с бланком стандартных вопросов. Объявить, что это не я сотворила это с собой, не сама себя похитила и сломала пополам. Ей наверняка невдомек, да и плевать хотелось.
Потом я поднимаюсь еще выше, на третий этаж. Здесь больше не встретишь здоровенных красных табличек с надписью: «Проносить алкоголь или наркотические вещества строго воспрещено», не увидишь подписанных медсестрами графиков раздачи «Метадона» [17]. На стенах висят репродукции. В углах – горшки с растениями. Поникшие, с желтизной по краям листьев, и тем не менее.
Постучав в дверь кабинета, я вхожу. Доктор Роуленд встает, приветствуя меня, и без всякой брезгливости пожимает мне руку – словно и не боится, что я одним лишь взглядом способна заразить ее какой‑нибудь смертельной болячкой наркоманов и шлюх. Деловым жестом она приглашает меня занять кресло напротив своего стола, и оно натужно скрипит, когда я опускаюсь в него.
Доктор Элиза Роуленд – невысокая и пухленькая женщина со светло-коричневой кожей и массой локонов, собранных в неизменный пучок на затылке. Поверх обычной одежды она носит белый халат, как того и требует заведение, но питает пристрастие к брошкам – они всегда новые и обязательно изображают какое‑то усеянное фальшивыми драгоценностями насекомое. Большой рубиновый паук, бабочка всех цветов радуги, божья коровка, пчела… Сегодня – странное отклонение: крошечная птица-синешейка в россыпи блестящих стразов.
– Лэйни… – говорит доктор, занимая свое место за столом и раскрывая папку, где лежит распечатка с результатами только что сданного мною анализа. Я внимательно слежу за выражением ее лица в поисках мельчайших перемен в изгибе бровей или уголков губ – хоть чего‑то, что выдало бы несоответствие реальности ее ожиданиям. Но лицо моего мозгоправа не поддается чтению. Она поднимает взгляд и захлопывает папку. – Как твои дела?
– Отлично. – Дела у меня всегда – лучше не бывает. Это ложь, как правило, и обычно доктор Роуленд спускает мне это с рук. Но сегодня она встречает это известие разочарованным вздохом, и я понимаю, что так просто не отделаюсь.
– Ты же знаешь, я всего лишь пытаюсь помочь, – говорит она. – Все это время. И я надеялась, что к этому моменту ты могла бы научиться хоть немного доверять мне.
Я выпрямляю спину, судорожно пытаясь сообразить, что и как она могла прознать. Вот же дерьмо. Сколько времени требуется, чтобы «Аддералл» полностью вышел из организма?
– Мне известно о недавних событиях, Лэйни. – В голосе доктора Роуленд нет ни угрозы, ни осуждения – вообще ничего. И это настораживает. Мой «внутренний ребенок» – то, что от него осталось, – в тревоге ищет нотки разочарования, но не находит даже и их.
К счастью, доктор немедленно переходит к сути.
– Мне звонил детектив Ортис, – поясняет она. При одном упоминании этого имени у меня все внутри сжимается, и я опасаюсь, что не смогла вовремя скрыть своей реакции.
К счастью для меня, доктор неверно истолковывает мое смятение.
– Я знаю, что ты оказалась замешана в дело с исчезновением Оливии Шоу.
Я выдыхаю и соглашаюсь, стараясь удержать на месте маску безразличия:
– Да. Но меня быстро вычеркнули. Из списка подозреваемых то есть…
Ее пытливый взгляд не отрывается от моего лица.
– И что ты обо всем этом думаешь?
– А что я должна была подумать?
– Тебе не стало от этого хуже?
А как по-вашему?
– Заставило ли тебя это известие захотеть что‑то предпринять?
– Все есть в результатах анализа.
Мое замечание она попросту игнорирует.
– Я хочу знать, что ты почувствовала по этому поводу. А не то, как ты поступила.
Я пожимаю плечами.
– Тебя это никак не затронуло?
– Я совершенно ни при чем. Теперь она чья‑то чужая дочь, не моя.
Доктор Элиза – одна из тех немногих, кому мне неловко врать, но другой вариант сейчас немыслим.
– И все же то, что случилось с ней, имеет определенное сходство с тем, что произошло с тобой, – тихо говорит она. – От этого ты не сможешь легко отмахнуться.
– Мы не знаем, что с ней случилось, – возражаю я. – Никто не знает. Некоторые считают, что она сбежала.
– Но что думаешь ты?
– Даже не представляю.
– Это вызвало какие‑то воспоминания? Плохие сны?
Я опять пожимаю плечами.
– «Золпидем» отлично помогает. Кстати, мне нужен новый рецепт. У меня уже кончаются таблетки. Пожалуй, на этот раз стоит выписать их побольше. Иногда я просыпаюсь среди ночи и не могу снова уснуть, пока не приму еще одну…
Я выпаливаю все это залпом, не делая пауз для вдоха.
– С этим мы разберемся через минутку. Когда мне звонил детектив Ортис, он попросил предоставить ему для изучения твое досье, но я ему, разумеется, отказала, чтобы оставить наше общение с тобой как с пациенткой врачебной тайной. У полиции не было ни ордера, ни реальных причин подозревать тебя.
В моей груди вспыхивает благодарность; ее жар оттенен чувством вины за все обманы, всю ложь, большую и маленькую, которую я несла все эти годы, за все умолчания, на которые доктор Роуленд закрывала глаза. За ее усилия, которые так и не принесли плодов.
– Спасибо вам, – сиплю я. – У них и правда не было причин для подозрений. Я даже не знала, что она… та самая девочка. Пока Ш… пока детектив Ортис не рассказал мне.
Я чувствую, как мое лицо густо краснеет, но если доктор что‑то заметила, то предпочла не заострять на этом внимание.
– Значит, ее судьба тебе безразлична? Судьба Оливии Шоу. Совсем?
– Абсолютно.
Врать так легко. Неужели мне никогда не надоест?
Она терпеливо ждет. Я впираю в нее пристальный взгляд в надежде заставить доктора Роуленд первой опустить глаза.
– Давайте, – взрываюсь я, проиграв эту дуэль. – Спросите теперь, не приходило ли мне в голову, что это тот же похититель. Еще как, на хрен, приходило, ясно? Но это не моя работа – выслеживать его. Может, вам стоило бы обратиться со своими претензиями в полицию Сиэтла, у которой есть дела и поважнее?
Я жду, чтобы доктор Роуленд отчитала меня в своем привычном стиле – с укоризной, но без осуждения. Но она продолжает смотреть мне прямо в глаза.
– Я знаю. Ужасная несправедливость. Им следовало бросить все силы на поиски преступника. И остановить его. Но по причинам, о которых мы обе хорошо знаем,
